Восстание Феникса - Татьяна Бочарова

Рука болела адски. Так сильно и нестерпимо, что мне хотелось улечься на асфальт прямо посреди улицы. И будь что будет. Но я упрямо тащился по каким-то задворкам и переулкам. Перед глазами у меня была сплошная серая пелена. Я все шел и шел, пока не стало темнеть. Тогда последние силы покинули меня. Я понял, что, если не найду себе пристанище хотя бы на сегодня, мне конец. Но где его найти, это пристанище?

Внезапно в мою объятую жаром и бредом голову пришла невероятная мысль. Старушка учительница! Единственным местом, где меня не станут искать, был ее дом. Почему-то я чувствовал, что она не сдаст меня ментам. Не знаю почему, но чувствовал. А если сдаст – ну, значит, так тому и быть…

И я, собрав в кулак остатки воли, поперся к ее дому. На мой звонок никто не открыл – видно, она еще не вернулась, от следствия так просто не отвертишься. Я плюхнулся на пол под дверью и стал терпеливо ждать. Когда мимо проходили соседи, я вставал и делал вид, что протираю лестничные перила, типа дворник. На мое счастье, проходящих соседей в тот вечер было мало. Возможно, все уже вернулись домой. Или Бог меня спас…

Я понял, что это она, по хлопку двери. Хлопок был какой-то особенный, бережный, что ли. И вслед за этим по лестнице зацокали ее ботинки. Она стояла и смотрела на меня, и по выражению ее лица мне стало ясно: она что-то узнала про нашу с папашей связь. Наверное, обнаружила свои ключи в гостиной на комоде – они там так и лежали с тех самых пор, как я их принес. Отчего Соболев ими не воспользовался, без понятия, видно, занят был чем-то другим. Если честно, к тому времени мне уже все было по барабану. Боль была такая, что я плохо соображал. Я плавал в боли, как в безбрежном океане, куда ни сунешься – везде эта боль, окутывает тебя с головой, не дает вздохнуть.

Она что-то говорила, кажется, называла меня негодяем, убийцей, кричала, чтобы я убирался вон. А у меня глаза слипались, я видел мать. Она плыла в большой белой лодке и махала мне рукой. Звала к себе. И мне так захотелось к ней, в эту лодку. Почему-то я был уверен, что там, куда она плывет, нет ни боли, ни голода, ни холода, а лишь сплошная благодать. Но тут кто-то стал трясти меня за плечи, и я очнулся. Ни матери, ни лодки, только грязный плиточный пол подъезда. И рядом она, старушенция. Возится с ключом, открывает дверь квартиры. Пихает меня туда. Неужели не боится? Фантастика. Чудо какое-то. Я зашел и сразу упал. Отключился без всяких видений.

Очнулся я от мужского голоса, что-то приговаривающего прямо у меня под ухом. Мусора? Ну конечно, они. Вызвала, значит. Правильно, чудес на свете не бывает. Затащила меня в дом, бесчувственного, да и вызвала полицию. Я обреченно открыл глаза и уставился на человека, склонившегося надо мной. Странно, на нем не было формы. Вернее, имелся белый халат, небрежно накинутый на плечи. Остро пахло спиртом и почему-то мелом. Я попробовал шевельнуться, но не смог. Тело словно что-то держало.

– А ну тихо, тихо, – скомандовал мужик негромко, но строго. – Лежи смирно. Я почти закончил.

О чем это он? И где бабка? Только я об этом подумал, она появилась в поле моего зрения.

– Потерпи немного. Сейчас боль пройдет.

Она сказала это без прежней злости, мягко и даже сочувственно. Помолчала и прибавила:

– Потерпи, Артем.

Вот это номер! Она знает меня по имени! Откуда, интересно?

– Откуда… вы взяли… что я Артем? – прохрипел я, облизывая пересохшие губы.

– Здравствуйте! – Она всплеснула крошечными ручонками. – Ты же сам мне сказал. И что ты сын Кости и Алины Гусевой. Забыл?

– У него шок, – все так же негромко произнес мужик в халате. – Болевой. Он мало что смыслит сейчас.

В предплечье мне впился злобный и жадный комар. Я дернулся от неожиданности. Комар сосал кровь, и постепенно его жало ослабевало.

– Все. Укол сейчас подействует. Гипс я наложил. Температуру будете сбивать парацетамолом. Если станет сильно болеть, то вот еще таблетки. Я пошел, Регина Сергеевна.

Мужчина разогнулся и отошел от меня, а я наконец почувствовал свою правую руку. Она была по локоть упрятана в гипс. По телу разливалось блаженное тепло. Океан боли мелел на глазах.

– Я провожу, – сказала старушка, и они с мужиком ушли в коридор. Оттуда слышались их приглушенные голоса, слов было не разобрать. Вскоре она вернулась, неся на маленьком подносике такую же маленькую белую чашку и очищенный мандарин. – На вот, выпей. – Старушка поднесла чашку к моим губам.

Какое это было блаженство, пить чистую, прохладную воду. Я осушил чашку за секунду. – Еще!

– Тебе много нельзя. Доктор сказал.

– Это был доктор?

– Да.

– Откуда он взялся?

– Я позвонила. Это мой бывший ученик.

– Он настучит ментам.

– Не настучит, не бойся. Ешь мандаринку. Она кисленькая, хорошо утоляет жажду.

С этими словами Регина Сергеевна сунула мне в рот дольку мандарина. Она была восхитительна – в меру кислая, в меру сладкая, сочная, как райский фрукт. Я стрескал весь мандарин из рук Регины. И тут же уснул.

Когда я проснулся, было уже утро. В окно светило солнце. Чувствовал я себя гораздо лучше, жар спал, боль немного отпустила. Я хотел встать, но обнаружил, что ноги связаны не то бинтами, не то тряпками. На мою возню пришла Регина. Она была в длинном шелковом халате и красивых домашних туфельках с острыми носами и на крошечном каблуке. Почему-то в этом одеянии она напомнила мне фею из сказки про Волшебника Изумрудного города. Не помню, как ее там звали, фею эту, а сказку отлично помню – мне ее читала инспекторша Асенька.

– Погоди ты, диван сломаешь, – сказала фея с улыбкой. – Сейчас я тебя отвяжу. Брыкался ты в бессознательном состоянии, мешал гипс накладывать. Вот тебя и связали.

Она не спеша, терпеливо и аккуратно размотала бинты. Я встал и чуть не полетел на пол. Голова кружилась, перед глазами порхали зеленые бабочки. Еще через мгновение меня вырвало на чистенький паркет.

– Эх, дружок, рано тебе вставать еще, – ничуть не рассердилась Регина. – Ложись-ка ты обратно.

– А пол? – пробормотал я, чувствуя жуткий стыд и что-то еще, чему не смог дать определение.

– Я вымою. Ты лежи себе. У тебя сложный перелом, двойной.

Ничего не оставалось, как послушаться ее. Я лег, и мне тут же стало легче. Вскоре Регина принесла мне чаю и вкусную булочку с корицей. Я сидел в постели и уплетал за обе щеки этот восхитительный завтрак, а Регина устроилась рядом на стуле.

– Значит, Алина твоя мама?

– Да, – ответил я с набитым ртом.

– Как она?

– Умерла. Полгода назад.

– Господи, какое несчастье. Царствие небесное. – Регина перекрестилась. – А Костя, значит, твой отец?

– Угу.

– Вы общались раньше?

– Нет.