Контора - Дмитрий Алейников

С неделю Стас и Феликс сидели в остывшем цехе и играли в шахматы. А потом, поразмыслив, решили сами купить муки, соли, сахара, дрожжей да печь потихоньку хлеб. Продавать на заводе, чтобы свое вернуть. Все не без дела.

Компаньоны не имели представления о себестоимости, налогах и прочей экономике, так что решили обойтись без них. Они закупили продукты и испекли хлеб. Потом встали у проходной и стали продавать его по цене магазина. Свежий хлеб пошел, как говорится, на ура. Вся партия была продана.

Подсчитали выручку. Оказалось, что она вдвое превысила затраты. Неплохо! За день работы молодые люди заработали почти свой месячный оклад. Надо ли говорить, что на следующий день приятели повторили свой опыт. Потом еще.

К исходу третьего дня успешной торговли в проходной появился заместитель генерального и обратился к предпринимателям с роковым вопросом: «Кто разрешил?» Наивная попытка отвертеться, прикрывшись индульгенцией от руководства в виде той самой фразы «Что хотите!», провалилась. Торговля была немедленно свернута, а оба заведующих пекарней оказались «на ковре» у директора.

Здесь, в высочайшем кабинете, события приняли оборот, на который приятели никак не рассчитывали. Директор, как настоящий грамотный руководитель, мыслил широко и зрил в корень.

— Много заработали? — поинтересовался он, уяснив суть происходящего.

— Четыреста рублей, — честно ответил Стас. — Да плюс сегодняшние...

— Ясно. — Директор сдвинул брови. — А кто вам разрешил затевать здесь такое предприятие? А? Кто здесь хозяин? Кто здесь директор?

Заведующие пекарней уже представляли себя вылетающими с завода, пролетающими мимо стенгазеты, клеймящей мошенников, решивших нагреть руки на общезаводской собственности.

— Короче, так, — подвел итог генеральный. — Поставить счетчик. Оплачивать энергию через бухгалтерию. Половину прибыли будете приносить мне. Оклады ваши сохраняются. Язык держать за зубами. Все. Вопросы?

Вопросов не было! Стас и Феликс и мечтать не могли о таком повороте судьбы. Подумать только: молодые специалисты с доходом более тысячи рублей! Чего еще желать? Они взялись за работу. Полгода все шло как по маслу: пекарня работала, хлеб продавался, деньги текли, директор был доволен, приятели — счастливы.

Затем ситуация изменилась. То ли на завод нагрянула какая-то плановая проверка, то ли директор решил «срубить денег» перед уходом на пенсию, но была дана команда пекарню продать. Двадцать процентов комиссионных причиталось нашим коммерсантам. Ничего не попишешь, пришлось искать покупателя.

Приятели дали объявление. К их удивлению, желающих приобрести оборудование оказалось великое множество. Такое великое, что пришлось чуть ли не аукцион устраивать. Оборудование удалось сбыть втрое дороже, чем рассчитывал генеральный. И знаете, что сделали приятели? Они не сообщили патрону, что цена так выросла. Директор получил свои восемьдесят процентов от запланированной суммы.

Сбыв пекарню, Стас и Феликс уволились с завода. Быть молодыми специалистами они больше не желали. Они решили, что займутся импортом и продажей оборудования для мини-цехов. Деньги, отложенные за последние полгода, позволяли им не волноваться о своем завтрашнем дне, а сумма, заработанная ими на сделке, могла составить приличный стартовый капитал. В октябре девяносто первого они зарегистрировали товарищество и сняли свой офис: комнату в одном исследовательском институте на улице Вавилова.

Компаньоны не прогадали: бизнес пошел в гору. Тихой сапой они удвоили, утроили свой оборотный капитал. Они переехали в офис побогаче, посолидней и попросторней. Теперь начался следующий этап их деятельности: они уже не были простыми посредниками между западными компаниями и отечественными дельцами. Они становились дилерами известных европейских фирм, представляя их интересы в России. Стены их кабинета стали покрываться заботливо вставленными в рамочки дипломами и сертификатами от английских, немецких, австрийских, итальянских компаний. Отечественные заводы с их железными уродцами были выставлены за дверь.

Теперь у Феликса Григорьевича и Станислава Игоревича были секретарши, бухгалтеры, менеджеры, грузчики, водители. Они уже не бегали за отдельными клиентами, а давали красочную рекламу в газетах и журналах. И доходы их исчислялись не в родных рублях, а в заветных некогда долларах. Что ж, эти двое нашли свою золотую жилу, создали то, что сегодня именуется «Конторой». За них можно было порадоваться, им можно было позавидовать.

Даже появление над головами компаньонов «крыши», исправно требовавшей мзду за охрану неизвестно от кого, не портило настроения. Все вокруг платили, так что эти деньги записывались в бухгалтерской книге такой же синей строкой, как аренда, заработная плата, расходы на рекламу. «Расчеты с друзьями», — так записывал Феликс.

Молодые люди органично влились в бурлящий ручей новой жизни, и он понес их вверх и вперед, вперед и вверх.

Вылезая на перрон Курского вокзала, Леха еще не до конца верил, что широченная черная полоса в его невеселой жизни начинает неотвратимо светлеть. Она — эта полоса — пока не просветлела окончательно, но уже потеряла свою антрацитовую непроницаемость, и каждый шаг по заплеванному асфальту перрона прибавлял Лехе бодрости и оптимизма. Она светлела, как светлеет на глазах крутой черный кофе, в который капают, наслаждаясь процессом трансформации, сливки: кап, кап, кап. И напиток в чашке уже не такого траурного тона...

Знакомый силуэт встречающего его Ромы Мухо произвел на посеревшую уже полосу эффект вспыхнувшей лампочки Ильича, превратив ее из серой в грязно-белую. Смешно сказать, но до последнего мгновения Леху терзали некоторые сомнения. Конечно, лучший друг Рома не стал бы разыгрывать его так жестоко, вызывая в Москву. Конечно, крайне маловероятным представлялось, что за сутки пути Рому уволят или сама «Контора» «накроется медным тазом». Но червячок сомнения, комфортно угнездившийся в сознании хронического безработного и неудачника по жизни Лехи Кастовского, все-таки буравил себе тоннельчик поперек извилин где-то в районе темечка: «Погоди радоваться, паря, мало ли что!»

В общем-то Леха и не надеялся всерьез, что приятель в самом деле вытащит его в Москву. Столько раз уже удача ускользала из-под носа, когда казалось, что деваться ей совершенно некуда, что Леха держит эту верткую тварь за пушистый хвост, что себе дороже выходило рассчитывать на успех в любом, самом верном предприятии: ни черта в итоге не выходило! Наутро после памятного вечера, когда Леха «тяжелым танком наехал» на удачливого дружка, надежда на то, что наполеоновский план покорения белокаменной выгорит, рассеялась даже раньше, чем прошло похмелье.

«На что я ему сдался, зачем ему устраивать мою жизнь? — трезво рассуждал Леха. — Ну, друзья детства, пользовались одним горшком, сидели за одной партой. Ну и что? Сейчас такая жизнь пошла, что каждый только за себя. Мало ли кто у кого горшком одалживался! Если всех помнить да всем помогать, на себя сил не останется. А в Москве зацепиться — шутка ли! Поди, так нужно ушками да лапками шевелить... Какие там, на фиг, друзья детства!»