Ступени на эшафот - Юрий Корчевский

– Матвей! Что случилось?

– В реке побывал. Мне бы переодеться.

Мокрую форму снял. Был второй комплект формы. Переоделся. Отец наблюдал за Матвеем с неодобрением.

– Тебе бы горячего чая с малиной или грога, да в постель. Согреться, пропотеть.

– На службу надо. Не ранен же я.

– Ну да, служба без тебя остановится, террористы Зимний дворец возьмут, а боевики разграбят Государственный банк. Заболеешь ведь, дурень!

Всё же Матвей отправился на службу, чувствовал себя вполне сносно. Переодевшись в сухое, немного обогревшись дома, он уже воспрял духом. Приятно спасти человека, а не отправить его на эшафот, пусть он и виноват.

Однако уже к вечеру почувствовал себя неважно. Поднялась температура, появился озноб, потом сухой кашель. Ротмистр Коновалов обратил внимание:

– Лицо у тебя красное. Заболел?

– Похоже на то.

– Ступай домой, вызови врача, отлежись. Телефонируй завтра, как и что. Срочных дел у тебя нет, насколько я знаю.

– Так точно.

А дома слабость навалилась. Родители заметили, что сын нездоров, вызвали домашнего врача. Доктор прописал аспирин, травяную настойку от кашля и постельный режим на три дня.

– Завтра к вечеру я вас навещу, – пообещал он.

Доктор был уже в возрасте, седой, бородка клинышком, в пенсне. Ни дать, ни взять – Чехов собственной персоной. Вызов доктора на дом был платной услугой и недешёвой. Но доктор лечил ещё его родителей, да и его самого в бытность мальцом, был лекарем от бога, ему доверяли.

Как ни крепился Матвей, а слёг всерьёз. Ночью метался в полубреду на постели, кашлял. И в итоге не вставал с постели неделю, а потом ещё неделю отсиживался дома из-за слабости. Временами вспоминал спасённую девушку. Как её звали? Вроде Елена. Как она? Было бы обидно узнать, что тяжело болеет, а то и вовсе умерла от лихоманки.

Всё же организм молодой, сильный, не отравленный алкоголем или табаком, выкарабкался Матвей из болезни и домашнего заключения. Уже и февраль на второй половине, ослабли морозы, зато снега навалило изрядно. После каждого снегопада дворники ещё рано утром начинали работать лопатами, метлой, скребком. Дворниками зачастую работали татары, к работе относились добросовестно. Кстати, многие профессии в городе были заняты «своими». Например – официанты в ресторанах либо ивановские, либо тверские. Продавцы ситчика – вологодские, солью торгуют вычегодские.

Два дня сходил на службу, сослуживцы обрадовались. И товарищу рады и полегче, всё же не велика группа Коновалова, а спрос жёсткий. А третий день случился воскресеньем. С утра с родителями в церковь, а потом решил в Обуховскую больницу сходить, навестить «крестницу», как он её назвал.

Сёстры милосердия бравого прапорщика вспомнили.

– Как вы?

– Две недели болел. Мне бы узнать о состоянии девушки, вроде Елена Троицкая.

– А вы сами к ней в палату пройдите, в седьмой она лежит. Тяжело болела, но уже на поправку пошла.

– Можно немного попозже?

– Пожалуйста.

Идти в палату к болящей с пустыми руками нехорошо. Самый изобильный товарами, но и самый дорогой магазин – на Невском, Елисеевский. Этого же купца магазины и в первопрестольной есть. Знать бы ещё, что Елена любит. Уже подойдя к магазину, подосадовал на себя. Вот дурная башка! У сестёр милосердия надо было спросить – а что ей можно?

Шоколада купил, говорят – он силы добавляет и хорош при всех болезнях. А ещё яблок и заморских апельсинов. Продавщица уверила, что из Греции доставлены. Впрочем, Елисеевский магазин был славен качеством, здесь закупались люди состоятельные, знать. Покупки продавщица уложила в лёгкую плетёную корзину. Вышел Матвей на Невский, сел на трамвай, усмехнулся. Со стороны посмотрят, так вроде на свидание собрался, только цветов не хватает. Да и не довезти их сейчас, мороз по ощущениям градусов пять, почернеют лепестки-то.

Вернулся в больницу, пальто снял, ему в гардеробе белую накидку выдали для посетителей. Вроде халата, но без рукавов. Вот и седьмая палата. Постучался, всё же палата женская. Вошёл и замер. Кровати в два ряда и числом два десятка. Со всех на него больные смотрят – к кому посетитель? На женщинах косынки больничные, белые. Слегка растерялся Матвей. Он видел Елену в обстоятельствах критических, да и волосы мокрые, слиплись. Собственно, разглядывать некогда было, жизнь спасать надо было и ей и себе.

– Вы к кому? – обратилась к нему пожилая женщина с ближней койки.

Видимо, такие затруднения испытывал не он один.

– К Троицкой.

– Лена, к тебе ухажёр!

Да никакой он не ухажёр, но всем объяснять не в его правилах. В дальнем углу палаты приподнялась девушка, махнула рукой. Матвей подошёл.

– Вы Елена?

– Да, а вы кто?

– Кто из проруби вас вытаскивал.

Матвей старался говорить тихо, ибо все женщины прислушивались. Женское извечное любопытство. Да ещё в палате скучно. Никаких развлечений, кроме посетителей. Только на тумбочке прикроватной у одной пациентки газета лежит, да у Елены в руках учебник по географии.

В Санкт-Петербурге было десять женских институтов и училищ. Самый престижный – Смольный институт благородных девиц. Первое в России женское учебное высшее образовательное заведение, основанное ещё в 1764 году по указу Екатерины II. Принимали туда дочерей отцов не ниже чином действительного статского советника или армейского полковника на казённый счёт. А за плату и дочерей потомственных дворян. Изучали закон Божий, русскую словесность, иностранные языки – не меньше двух, географию, арифметику, историю, рисование, домоводство, а ещё танцы.

Елизаветинский институт, где училась Елена, классом пониже. Но предметы изучали те же. Основан в 1806 году, обучались дочери купцов, священнослужителей, чиновников средней руки. Плата за обучение триста рублей в год, для рабочих сумма непосильная. Был закрыт большевиками в 1918 году. Впрочем, как и Смольный, Патриотический, Николаевский, Мариинский и прочие. Грамотные женщины большевикам были не нужны.

– Ой, не признала. Спасибо вам за спасение!

– Это вам.

Матвей поставил на прикроватную тумбочку корзину с передачей.

– Поправляйтесь. Простите, раньше навестить не мог, сам простыл.

Матвей в гражданской одежде был – шапку, и пальто в гардероб сдал в обмен на накидку для посетителей. А по костюму не скажешь, к какому сословию он принадлежит.

Для женщин в палате появление посетителя – хоть какое-то развлечение. К тому же пациентка на соседней койке проговорилась:

– А говорила – знакомых в городе нет. Мы и поверили. А у неё вон какой ухажёр-то!

Другая больная вмешалась:

– Авдотья, типун тебе на язык. Ежели бы мужчина ухажёром был, сразу объявился. А этот через две недели.