Череп со стрелой - Дмитрий Емец

– Можно подумать, у меня такой огромный выбор! Наверное, у ВикСера и БаКлы.

Яра представила себе БаКлу в роли прабабушки. Вот уж кто будет счастлив! Проштудирует от корки до корки медицинскую энциклопедию, сама поставит малышу десяток диагнозов и будет вынимать душу из врачей в детской поликлинике. Уж она-то знает свои права и чужие обязанности! Если у БаКлы должен появиться правнук, если уж небо решило ее так наказать, то это будет самый больной правнук в мире – на другого она попросту не согласится. Опять же у нее появится повод непрерывно шпынять ВикСера. Что бы ни произошло, один ВикСер во всем виноват. В конце концов, зачем-то он сделал ей предложение руки и сердца?

ВикСер же будет только грустно улыбаться и все равно любить Яру, БаКлу и правнука. Покупать им продукты (БаКла все равно останется недовольна, что майонез слишком маленький или мыло не такое) и сбегать в свой магазинчик к кранам и трубам. Слов ВикСер все равно не слушает. Или слушает не так, как другие люди. Его интересует не то, что говорит человек, а то, что он на самом деле хочет сказать, когда открывает рот. Например, когда женщина говорит: «Я тебя ненавижу!» – чаще всего она хочет внимания. Если швыряет стулом, ее надо обнять. Потому что, если не обнимешь, БаКлу переключит на другую звуковую дорожку и она будет говорить о смерти.

О смерти БаКла говорила часто. «Похороните меня в том-то… положите туда-то… чулки не забудьте надеть». Говорила очень спокойно и деловито. Видимо, этими разговорами подготавливала себя к нестрашности смерти. Однако на окружающих это производило удручающее впечатление. БаКла видела реакцию, отзвук, беспокойство и радостно продолжала. Человека всегда зацикливает на чем-то одном, когда окружающие выдают предсказуемую реакцию. Если же остальным плевать, что он сказал, человек быстро замолкает и ищет другой материал для помешательства.

Ул не был тонким психологом, но умел замечать в глазах у Яры тоску. И, замечая ее, становился в куда большей степени чуток, чем можно было ожидать от человека с литой фигурой, точно вытесанной из дуба.

– Я тебя никому не отдам! Так и знай! – сказал он. – Никаким БаКлам! Если нам суждено уйти из ШНыра, мы уйдем из него вместе. Хотя это будет нечестно, если мы не сможем остаться.

– Ну честно, нечестно, а так оно и есть! В любом случае до рождения ребенка время у нас еще есть, – сказала Яра и вдруг, порывисто обняв Ула, прижалась лбом к его плечу.

Они стояли и раскачивались, и плевать им было, что на них смотрят из проезжавших машин. Светлый голубь-одиночка попытался опуститься вначале на один провод, затем на другой, но его сбило ветром и куда-то унесло. Под мостом загудел локомотив, которого не было даже видно. Ул смотрел на вагоны и сквозь напавшую на него рассеянность не понимал, что это вагоны. Его это испугало. Смотришь на такую обычную ерунду, как вагоны, и не понимаешь, что перед тобой.

Они стояли на мосту и слушали, как гудит локомотив. А между их прижившимися фигурами притаился третий, кого почти еще не было, но кто все менял в их жизни.

Знаешь, как отличить женщину, с которой стоит создавать семью, от любой другой? Попросить ее сделать что-то явно бессмысленное. Например: «Возьми со стола эту ложечку и положи ее на пол!» Природно умная женщина сделает это сразу и без глупых вопросов, а глупая начнет мяться: «А зачем? А почему я? А какой тут подвох? А почему на пол?»

Йозеф Эметс

Маршрутка № Н ехала в Москву. В салоне маршрутки сидели восемь человек: Витяра, Наста, Даня, Сашка, Рина, Макс и Ул с Ярой. Больше они никого с собой не взяли.

Их автобус бросило влево, потом резко вправо. Рядом с хриплым гудком пронесся бесконечно длинный трейлер. Разошлись они на толщину волоса. Рину откинуло вперед. Она врезалась носом в спинку переднего кресла, что помешало ей представлять, как с двумя кольтами в руках она защищает А.А. Потебню от призрака санскрита. Впереди загудел еще один трейлер, требуя от них убраться со встречной полосы. Хорошо, что его водитель не видел, что за рулем маршрутки № H никого нет, иначе гудок был бы куда истеричнее.

Даня сидел, упираясь ногами в переднюю спинку.

– Нет, вы это видели? Им не нравится, как мы едем! Узость взглядов, традиционное мышление! – Маршрутку тряхнуло. Даня ударился подбородком о свое колено. – Ой! Я прикусил язык! Почему-то со мной всегда так: совершу глупость – и сразу получаю по органу, которым эта глупость была совершена! Ну там: пнул ногой столб – отшиб ногу!

– Я знаю, почему они гы-гудят! Их не устраивает наше пы-переднее к-кк-кы… колесо! – сказал Макс.

– А что не устраивает? – спросила Рина.

– У нас ны-нет пы-переднего колеса! – важно объяснил Макс.

Пристегнутый, он сидел впереди и баюкал на коленях новенький арбалет. Макс и его арбалет переживали медовый месяц. Макс то дышал на него, то поправлял прицел, то ногтем большого пальца озабоченно трогал непрокрашенное место размером со спичечную головку, и его лицо становилось трагическим.

Ул ободряюще хлопнул Макса по плечу, показывая, что можно не напрягаться:

– Ты бы еще вспомнил, что бензина нет! Удобная, чудо былиин, штука – эта маршрутка номер Н! Единственный вид транспорта, способный ехать не только без водителя, но и без двигателя, дверей и вообще без чего угодно!

– А если мы попадем под гаишную камеру? – спросила Яра.

– Расслабься! – успокоил ее Ул. – Мы уже попали под десять гаишных камер. Бедный Лев Троцкий! Получит в загробном мире кучу квитанций. Ну если, конечно, такой древний номер есть в базе! Номер, между прочим, мне пришлось подделывать.

– А кто придумал про Троцкого? – спросила Яра.

– Конечно Даня! Я вообще, чудо былиин, не знал, кто это такой!

Даня поморщился. Он не ценил дешевой популярности.

– Не амплицируй мой гнозис! В общей стуктуре моего когнитивного опыта данный поступок переферичен. Я мечтал о номере машины батьки Махно, но за отсутствием оного пришлось ограничиться виктимным шизоидом Троцким.

Маршрутка № Н промчалась через лужу, и в салон через отсутствующее лобовое стекло хлынули потоки воды. Меньше всего повезло белым брюкам Рины.

– Ну и зачем? – жалобно спросила она.

– Зачем – не шныровский вопрос! – хмыкнула Наста. – Шныровский вопрос: почему Кавалерия потеряла свою записную книжку? И почему в снегу ее нашла именно я? И конечно, списала кое-что про маршрутную магию. Хочу использовать ее, чтобы ездить в Копытово!

На макушке у Насты была засохшая царапина: она вечно пользовалась дешевыми бритвами, которыми приличный человек мог только зарезаться. Для особы, недавно получившей рану при защите ШНыра, Наста выглядела неприлично бодро. Ганичу и Дане, раненным в том же бою, что и она, тоже очень повезло. Раны затянулись быстрее чем за месяц. Правда, Кавалерии пришлось приносить кое-что от Второй Гряды, какие-то растения, похожие на мох, и несколько дней на ней не было лица. Оно было выпито усталостью.