Печаль без конца - Присцилла Ройал

Когда Томаса в этот раз отправляли на выполнение не вполне безопасного задания, он осмелился сказать своему патрону, что не считает более возможным скрывать от настоятельницы монастыря свою тайную работу на пользу церкви, ибо миледи Элинор имеет все основания знать об этом и, более того, выразить несогласие с тем, что монастырский лекарь вынужден отвлекаться на другие дела. А с другой стороны, продолжал Томас, зная о его миссии, она могла бы порою оказать и какую-либо действенную помощь…

Выслушав с кислым видом сбивчивую речь монаха, его начальник лишь отмахнулся и небрежно произнес, что об этом пока еще рано говорить. Томас понял так, что внутри церкви существуют, как и везде, свои взгляды, свои симпатии и антипатии, свои интриги, и что, если настоятельница Элинор окажется волею судеб в стане, враждебном тому, к которому принадлежит этот человек в черном, то противником она будет чересчур серьезным. Не говоря уж о том, что ее отец, барон Вайнторп, — видная фигура при дворе короля Генриха, а ее брат Хью (где-то он сейчас?) — приятель принца Эдуарда, наследника. Так что с семьей Вайнторпов шутки плохи, и обиды, нанесенные ей, не останутся безнаказанными… Впрочем, не дело Томаса в конечном счете беспокоиться об этом. Пускай у других голова болит…

— У монаха, оказывается, есть брат? — услышал Томас голос Ральфа.

С этим вопросом тот обратился к Анне. Господи, когда уже оставят в покое его бедного брата?

— А почему вы спрашиваете, Ральф? — поинтересовалась та. — Вы же слышали уже.

Ральф ухмыльнулся — не злобно, нет, ухмылка была озорная.

— Почему спрашиваю? Да потому, что теперь знаю: Томас родился, как все мы, от женщины, у него нет крыльев, а есть даже кое-какие грешки, как у всех нас.

— Вы сомневались, не ангел ли я безгрешный? — подхватил шутку Томас, с облегчением переключаясь на другую тему разговора. — Нет, я отнюдь не ангел, Ральф. Но успел ли я нагрешить столько, сколько вы, это другой вопрос. Ведь у меня из-за моего положения было куда меньше времени для этого. К сожалению.

Ральф расхохотался.

— Как я соскучился по тебе, дружище! Твой ум острее даже, чем у брата Эндрю.

— Спасибо за комплимент, коронер, но вернемся к печальному. Вы начали говорить об убийстве.

Ральф провел рукой по лицу, окончательно стерев улыбку.

— Да, вернемся. Этот человек был убит и зверски распотрошен. Как подстреленный браконьерами олень.

Томас содрогнулся и подумал, что коронер нашел весьма точный образ.

— Брат Эндрю, — продолжал тот, обращаясь к Томасу, — говорил, что вы возвращались как раз той дорогой. Когда это было и что вы там видели? Напрягите свою память, монах.

— Почему вы так со мной разговариваете? — возмутился Томас: ему не понравилась враждебность в голосе коронера.

Ральф пожал плечами:

— Просто собираю сведения. Должность у меня такая. Ну, так что вы там видели?

— Ничего, что могло бы вас интересовать.

Однако Ральф почему-то не отставал от него, и это не нравилось Томасу и беспокоило его.

— Странно, посудите сами, — говорил коронер, не сводя пристального взгляда с Томаса. — Вы шли по той же дороге, примерно в то же время, и ничего не заметили? А?

Томас считал, что они с Ральфом друзья, но сейчас чувствовал себя, как на самом настоящем допросе, и ему было не по себе. Даже прошиб холодный пот… Потому что вспомнил: однажды его уже допрашивали в подобном роде, после чего он оказался в темнице, где чуть не отдал Богу душу.

— Послушайте, Ральф, — сказал он, силясь оставаться спокойным, — чего вы прицепились? Я уже говорил, что свернул с той дороги.

Спокойствия не получалось: в голосе звучит страх. Ну, держи же себя в руках, говорил он себе.

— Свернули? Когда?..

Кто задает сейчас этот вопрос? — билось в голове у Томаса. — Где я? В Тиндале или в Лондоне? Кто со мной говорит?..

Он услышал свой изменивший тревожный голос:

— Я свернул в рощу и пошел более коротким путем, к Мельничным воротам. Там есть келья, где можно обсушиться. А потом — сюда, к лазарету…

— Услышать исповедь? — Это была уже легкая насмешка, но ему стало легче: значит, его больше ни в чем не подозревают? Допрос кончился. Он оправдан…

— Довольно, Ральф, — произнесла Анна. — Вы не дали брату Томасу отдышаться после долгого похода и сразу набросились с вопросами. Он же совсем измучен.

Она слегка прикоснулась к спине Томаса.

— Прости меня, брат, — сказал ему Ральф. — Как справедливо замечает эта женщина, мне не хватает хорошего воспитания. Но зато вполне хватает моей дьявольской работенки.

— Да, ужасное убийство предстоит раскрыть вам, коронер, — проговорила хранившая все это время молчание Элинор. — И, конечно, любые сведения могут помочь.

Томас понял ее слова как обращенное к нему предложение сказать еще что-то и неохотно заговорил опять:

— С утра сегодня на дороге было много попутчиков, но когда миновали деревню, то потом я уже был один… да, совсем один. Остальные задержались там…

Он замолчал. Что же еще сказать? Про ощущение, будто его кто-то преследует? Нет, это ни к чему. Ну, а раскрывать, зачем он был в Йорке, уж тем более он не имеет права.

Ральф, видимо, позабыл о нем и думать: он уставился на потолок больничной палаты словно плотник, изучающий результаты своей работы, и потом, взглянув на Элинор, произнес:

— Мертвец все еще лежит, привязанный к лошади моего помощника. Я полагаю, сестра Анна должна его осмотреть… Со своей стороны я помогу в чем нужно…

— Конечно, Ральф. Пускай этот скорбный груз доставят ко входу в мужскую часовню. Там его положат на подставку и прикроют, я распоряжусь.

— Благодарю, миледи.

Элинор сделала знак Анне, они обе вышли из палаты. Ральф так долго смотрел им вслед, что Томас решил: тот забыл о его присутствии, и напомнил о себе, кашлянув.

Ральф повернулся к нему и быстро проговорил:

— Вы разве не пойдете в часовню, брат? Когда мертвеца положат там, я бы хотел, чтобы вы взглянули на его лицо. Может, узнаете в нем одного из сегодняшних попутчиков?

— Хорошо, коронер, я пойду туда с вами.

Он на секунду прикрыл глаза и почувствовал, что почти освободился от прежней тяжести, давившей на душу. Но почему она не оставит его совсем? Почему он никак не может забыть то время в темнице, когда он валялся в собственных нечистотах, а крысы шныряли по его беспомощному телу? Пора, пора выкинуть все это из головы и жить настоящим.

А в настоящем требуется, чтобы он пошел сейчас в часовню и посмотрел в лицо мертвецу. И он сделает это. А прошлое пускай остается в прошлом.

Элинор в тревоге обернулась. Сзади никого не было. Из сумрака смутно выступал угол лазаретного корпуса, из которого она только что вышла. Почему же ей кажется, что кто-то ее упорно преследует? Неужели все это от страшного греха, поселившегося в ее душе? Словно злые насмешливые дьяволята снуют вокруг нее, лишая покоя.