Не могу остановиться. Откуда берутся навязчивые состояния и как от них избавиться - Шарон Бегли

С возрастом мысли и образы, навеянные религией, уступили место земным. Стоило Джейн хотя бы мимолетно подумать, что она провалит тест по математике, как нужно было стереть шаги, пройденные за эти секунды, чтобы опасение не оправдалось. Если «дурная» мысль приходила во время теста, она считала необходимым стереть написанное перед этим, что в условиях ограниченного времени становилось катастрофой. Она опаздывала на уроки, свидания и встречи, лишь бы только не оставить видения нестертыми. Лишь на втором курсе колледжа Джейн узнала, что у нее обсессивно-компульсивное расстройство, и стала ходить к психотерапевту. К моменту нашей встречи она успела посетить пять сеансов. Это в какой-то мере помогло. Она узнала: когда начинают одолевать дурные мысли, нужно сделать паузу, вместо того чтобы кидаться стирать пройденные шаги. Иногда ей удается продержаться хотя бы несколько секунд, и этого порой бывает достаточно, чтобы полностью занять ум мыслями о чем-то безопасном и суметь продолжить путь. «Я испытываю потребность в компульсивных действиях, должно быть, каждый час каждого дня», — призналась Джейн. Тем не менее ей удалось окончить университет, стать магистром в области сохранения биоразнообразия и устроиться на работу в лабораторию эволюционной генетики при крупном государственном университете. «Что-то продолжает происходить в моей голове, и это не часть меня, — сказала она. — Мне страшно остаться один на один с собственным мозгом».

Как ни странно, чем безумнее идея, толкающая больного на компульсивные действия, тем легче она поддается терапии. Два самых успешных метода лечения ОКР задействуют способность мозга к самооздоровлению, а, возможно, и самоисцелению. (Оба — когнитивно-поведенческая терапия и методика внимательности (осознанности) — будут подробно рассмотрены в главе 3.) Если любой из них помогает ослабить или устранить компульсии при ОКР, это происходит благодаря осознанию больного, что убеждение, порождающее компульсию, ошибочно, и это можно доказать и наглядно продемонстрировать. Умные и успешные люди, подобные Джейн, отчасти понимают, что «стирание своих шагов» не отменяет мысль и не переписывает будущее, точно так же как Дейв Атлас сознает, что обращенное к небу лицо не отгоняет старуху с косой от родного порога. Эгодистонный характер ОКР можно обратить на борьбу с болезнью.

Сложность, однако, заключается в том, что предпосылки мягких форм компульсии не являются столь очевидно ложными. Вследствие этого избавить человека от навязчивой потребности определенным образом устраивать стирку, развешивать кухонные полотенца, сервировать стол или шагать за порог труднее, чем от тяжелых состояний. В каком-то смысле мягкие проявления компульсии еще более обременительны для близких, домочадцев и сослуживцев человека с ОКР, чем тяжелые. Они защищены броней обоснованности и логики, вследствие чего борьба с ними кажется делом неблагодарным и неразумным. Мое общение с людьми, имеющими легкую форму ОКР, показало, насколько плохо удается психиатрам и психологам провести четкую грань между психическим расстройством и эксцентричностью.

Первыми словами Итана Смита стали «муха» и «жук», но не потому, что его родители были энтомологами. Дело в том, что с самых ранних лет он испытывал давящий страх проглотить какую-нибудь шестиногую тварь, поскольку из своего детского понимания физиологии вынес убеждение, что у него от этого взорвется голова. Случались у него и типичнейшие проявления обсессивно-компульсивного расстройства. К примеру, он верил, что его непременно начнет тошнить во сне, если не моргать в такт со вспыхивающим двоеточием, разделяющим часы и минуты на экране электронных часов (точки зажглись — зажмуриться, погасли — открыть глаза). Это оказалось идеальным способом часами мучиться бессонницей. Однако в начале 1980-х гг., к шестилетнему возрасту, Итан окончательно остановился на собственном варианте мучительной компульсии — бесконечном поиске у себя симптомов серьезных заболеваний.

Сначала он подозревал опухоль головного мозга при каждой головной боли и менингит при малейшем повышении температуры. В средней школе он уже не расставался с тремя термометрами (один может разбиться, два тоже, отсюда эта страховка подстраховки) и мерил температуру так же часто, как сверстники разглядывали подбородки в надежде обнаружить первые признаки оволосения.

Примерно с двадцати лет Смит успешно занимался актерской работой в Южной Флориде: снимался в рекламе национального уровня и играл роли второго плана на телевидении и в кино. Но, когда ему минуло тридцать, ОКР окончательно его одолело. «Моей компульсией стала компьютерная томография», — пояснил он. У него по-прежнему перехватывало дыхание при мысли, что он, возможно, ударился головой или еще как-то спровоцировал внутричерепное кровотечение. Он был на 99% уверен в этом, и 1% сомнений от его рассудка были бессильны эту уверенность поколебать. Опасность казалась настолько реальной, что Итан стал являться в приемные отделения больниц с жалобами, что действительно ударился головой, лишь бы добиться направления на КТ. В какой-то момент ситуация настолько ухудшилась, что по окончании сканирования, приняв сидячее положение, он подумал, что мог — ведь мог же, никто не поручится в обратном! — стукнуться головой о сам томограф. Эта мысль вызвала такую панику, что он закричал: «Мне немедленно нужно обследоваться еще раз!»

Ученые в точности не знают, откуда берется компульсивная потребность требовать медицинского лечения отсутствующих заболеваний. Некоторые симптомы, например страх головокружения, вызванный убежденностью человека, что он тяжело болен, наблюдаются и при паническом расстройстве. Другие, скажем, обсессивный поиск симптомов и компульсивная потребность лечиться, характерны для ОКР. Однако в последние годы результаты исследований вывели на первый план теорию, согласно которой компульсивное прохождение медицинских обследований и курсов лечения является самостоятельным расстройством. Американская психиатрическая ассоциация назвала его синдромом тревоги о здоровье. Расстройство характеризуется поглощенностью мыслями о тяжелом заболевании, симптомы которого в действительности отсутствуют. По оценкам Ассоциации, в любой момент времени оно наблюдается по меньшей мере у 1,3% совершеннолетних американцев, причем его распространенность растет. Тревога по поводу здоровья в какие-то моменты охватывает каждого из нас, и в исследовании 2015 г., опубликованном в журнале Mindfulness, утверждается, что клинически значимые проявления этой тревожности могут единовременно демонстрировать до 5% всего населения США.

Ученые установили, что лишь малая часть (около 8%) пациентов с тревогой о здоровье (раньше известной как ипохондрия) также имеют ОКР. Хотя у них ОКР наблюдается чаще, чем в среднем в популяции, очевидно, что ипохондрическая тревожность — это самостоятельная компульсия, а не проявление обсессивно-компульсивного расстройства. Наоборот, люди с ипохондрической тревожностью подвержены большему риску развития генерализованного тревожного расстройства (73%, как сообщалось в 2000 г. в журнале Psychiatric Clinics of North America), большой депрессии (47%, в два раза выше среднего уровня) или фобий (38% в сравнении с 23% у остальных людей). Но почему компульсивная потребность обращаться за медицинской помощью не считается разновидностью обсессивно-компульсивного расстройства? Прежде всего из-за разницы в самоощущении тех и других больных. Пациенты с ОКР обычно считают свои тревоги нереалистичными (в этом проявляется эгодистонный характер обсессии) и пытаются с ними бороться, ипохондрики чаще всего убеждены, что тяжело больны. Итан, безусловно, разделял это убеждение, и чувство, диктующее его поведение, было, со всей определенностью, компульсивным. Отчаянный страх заставлял его проходить обследования и диагностические тесты, например КТ, и только это снижало тревогу — что характерно для всех компульсий, лишь на время.