Зачем дана вторая жизнь - Людмила Герасимова

— Я знаю, — перебила Елена. — Вы Вероника, а меня звать Лена. В вас, правда, стреляли?

— Вот болтушки-медсёстры! Уже всё рассказали! — вздохнула раненая.

— И кто, знаете? В смысле, стрелял? — полюбопытствовала Лена.

— Нет! — коротко ответила Вероника и замолчала.

Вернулась медсестра за градусниками, посмотрела на ртутные столбики:

— Почти всё нормально, сейчас шприцы принесу.

Лена остановила её у двери:

— Марина, вы ночью одна дежурили, или ещё кто-то из медперсонала был?

— Одна. А что?

— Перед утром приходила высокая медсестра, а может, врач, в белом халате. Она хотела сделать укол Веронике.

— Вам приснилось, — пожала плечами Марина. — Этой ночью я была одна и уколы не делала. Вы что-то путаете. Может, вечером?

— Вечером вы ей ставили капельницу, и раз пять сюда заходили, каждый раз свет включали. А эта пришла, свет не включила и в темноте собиралась сделать укол.

— Так сделала? — насмешливо спросила сестричка. — Может, мне уже и не надо себя утруждать?

— Нет, не сделала. Я ей посоветовала включить свет, а она — прыг за дверь, только шприц уронила.

— Ну, и где же он? — оглядела пол Марина.

— А я спрятала. Сегодня следователю отдам, пусть проверит, что там, — заявила Лена и вышла в туалетную комнату.

Вероника пожаловалась:

— Она ночью так стонала, что меня разбудила.

Медсестра взглянула на Веронику и покрутила пальцем у виска:

— Вы с ней поосторожней! У неё после травмы странности и видения. К ней даже психиатра пригласили. Сегодня придёт.

Вероника с виду осталась спокойной, но внутри разволновалась: шутка ли, и днём и ночью находиться рядом с ненормальной. Вдруг что выкинет, а тут лежишь беспомощной. В комнату вернулась Лена, умылась над раковиной и взяла полотенце.

— А к вам тоже следователь приходит? — поинтересовалась Вероника.

— Нет, а что?

— Так вы сказали, что следователь придёт, и вы ему что-то отдадите, — напомнила соседка.

— Так это к вам следователь придёт.

— Когда? — насторожилась Вероника.

— Сегодня, — укладываясь в постель, уверенно ответила Лена.

— Почему вы так решили? — ещё больше изумилась женщина.

— Знаю. Он уже к вам в реанимацию приходил, а вы ему ничего не сказали. Ведь так?

— Откуда ты знаешь? — перешла на ты раненая.

— Вот поэтому он сегодня опять придёт, — будто не слыша вопроса, продолжила Лена, откусывая банан.

Через час после утреннего обхода за Леной пришла медсестра:

— Собирайся живей, в ординаторской психиатр ждёт.

Лена быстро привела себя в порядок, даже поправила перед зеркалом бинт на голове и воротничок больничного халата, и поспешила за медсестрой, испытывая лёгкое волнение от первой встречи с такого рода специалистом.

Доктор оказался невысоким, плотным, с брюшком и небольшой лысиной, к тому же весьма румяным и уютным человеком, похожим на Айболита. Он полюбопытствовал, где захочет сидеть пациентка, и Лена поняла, что это первый тест на её адекватность. Она заняла место у окна. Николай Петрович — так звали врача — выбрал стул у стены и, толкая его ногой, почти вплотную придвинул к Лене. Началась доверительная беседа. Николай Петрович задавал вопросы и терпеливо слушал больную о видениях во время операции, о картинках, возникающих помимо воли, о её странных снах.

— А сегодня перед утром, — продолжала задумчиво Алёна, — мне приснилось, как я, то есть Радуня, оказалась в пустой горнице, ждала хозяина, как мне велели. Долго никого не было, потом вошли двое из тех, кто ограбил мою деревню. Они прошли мимо в другую комнату, и я услышала крик. Те двое вернулись и потащили меня туда, откуда выбежали. Там, на полу, в луже крови лежал хозяин — в груди торчал нож. Эти двое трясли меня, кричали, что это я убила их друга. Меня толкнули на тело, я упала на колени прямо в лужу, испачкала руки и новую одежду. За косу меня выволокли на улицу, бросили в пыль.

Собрался вокруг народ. Всем сообщили о кончине хозяина, меня назвали убийцей. Женщины заголосили и набросились на меня. Те двое разогнали разъярённую толпу. Меня поставили лицом к столбу, к которому раньше были привязаны лошади, заставили его обхватить, обмотали верёвкой, кисти рук крепко связали. Я кричала, что никого не убивала, но меня никто не слушал.

Мне не было видно, что делается сзади. Вокруг собирались любопытные. Внезапно спину ожёг хлесткий удар — от боли я стукнулась лбом о столб, тут же меня настиг ещё удар, затем ещё и ещё. В глазах потемнело, и я бы упала, если б не верёвки. Очнулась, захлебнувшись ледяной водой. Отплёвываясь, я увидела глаза людей: они горели любопытством и жаждой крови. Пытка продолжилась. Вожжи со свистом рвали кожу, на глаза опустилась кровавая пелена, и я увидела бабку Манефу. Она парила надо мной, накрывая прозрачной тканью, и я перестала чувствовать боль. Вы устали меня слушать?

— Нет! Совсем нет! Рассказывайте! Или это всё? — спросил терпеливый доктор.

— Очнулась я в конюшне на сене, лежала на животе. Не знаю, кто перенёс меня туда и сколько времени была в забытьи, но шевелиться я не могла: кожа сзади горела огнем. Откуда-то потянул ветерок. Я с трудом подняла голову и увидела девчушку, которая меня кормила днем. Она дала выпить горький отвар и принялась обмывать мне раны. Было больно и приятно.

— А хозяина убила Любава, — сказала она.

— Откуда узнали?

— Она сама призналась. Сказала, что осерчала на него из-за тебя. Вот и убила.

— Когда же она успела?

— А когда за одёжой для тебя ходила.

— И что теперь с ней будет?

— Засекли её до смерти — слабая оказалась.

Наступила ночь. Я лежала на животе и думала о своей горькой доле. Спина уже не так беспокоила, помогли, видно, примочки доброй девочки. Рядом во сне фыркали лошади, и я решилась бежать, пока не рассвело. Мне с трудом удалось подняться на ноги. Я была практически голой: одежду на мне порвали, лохмотья свисали с тела, в прорехи дул ветерок, приятно охлаждая раны. Через открытые ворота конюшни вливался лунный свет, и я стала искать что-нибудь, что могло бы прикрыть тело. В углу на перекладине висел кусок рогожи. Я обмотала его вокруг себя, стараясь не касаться спины; подвязалась вокруг талии порванной рубахой. Потом я вошла за загородку и потянула за уздцы первую попавшуюся лошадь. Она открыла большой карий глаз и зачмокала губами. Мне пришлось наклониться, чтобы достать ей сена. Лошадка осторожно взяла с рук угощение и, прядя ушами, послушно пошла за мной.