Геннадий Селезнёв: о нем и о его времени - Татьяна Александровна Корсакова

человеческих отношениях? Чаще всего это означает обидеть бестактным замечанием. Сам начальник может в пылу гнева не заметить, а обиженный уже ушел в себя, работать не в состоянии, а если это женщина — плачет… Куда полезнее не обижать, чтобы не пришлось извиняться и утешать. Это порой невыносимо трудно. Но чем успешней ты умеешь преодолевать препоны со стороны своего эго и предупреждаешь конфликты, тем более ты человек. Вот таким и стал Селезнёв.

Однако пришла пора Геннадию идти на службу в Советскую армию! Призыв с его повестками, медкомиссиями и т. п. не стал для него новостью. Надо значит надо. Тем более, как вы помните, Селезнёв и сам в юности мечтал связать свою жизнь с армией. Он был из тех парней, которые стремятся заниматься в жизни делом настоящих мужчин. Сказывалось и то, что его отец Николай Степанович был пограничником.

А между тем у разведенной матери медленно, очень медленно развивался роман.

В ее жизни вновь возник тот самый человек, который когда-то, когда маленький Гена жил еще у бабушки с дедушкой в Чудском Бору, был с ней любезен в офицерской столовой, где она работала, — но не более того — во время своих кратких визитов в Ленинград из Германии, где он служил в звании майора. И вот он вернулся на родину навсегда. Звали офицера, ушедшего в запас, Николай Николаевич Фокин. Со временем он стал работать на Ленинградском телевидении, в киногруппе, как говорят, директором фильмов.

Николай Николаевич был вдовцом, его жена скончалась в 32 года. Осталась дочка Людочка, которую он нежно любил. Девочка была на один или два года старше Гены. Ее воспитывала бабушка — мама Николая Фокина, Вера Николаевна Фёдорова. Сам Фокин был изящен, строен, прекрасно воспитан — такие нравятся женщинам.

— Он семь лет не женился, и семь лет мы не встречались после того, как они, все Фокины, уехали из Осиновой Рощи, где также жили в военном городке, — говорит Вера Ивановна Селезнева-Фокина. — А потом, через эти семь лет, его мама неожиданно туда приехала. Один раз летом я сижу там на скамеечке в выходной день, там такая красивая роща есть, только не осиновая, а липовая, читаю книжечку, и вдруг идет мама Николая Николаевича. Она такая худенькая, шустренькая была. И сразу: «Ой, Верочка! — подошла ко мне. — Как я рада тебя видеть!» И спрашивает: «Ты замуж-то не вышла?» Я говорю: «Нет. А Коля не женился?» «Нет», — отвечает. Вера Николаевна сразу же Николаю сказала, что встретила меня, что я не замужем, что мы с Геной так и живем одни. А он уже тогда демобилизовался из Германии и работал на телевидении. Приехал ко мне на таком черном лимузине, сам с цветочками, и сразу говорит: «Я за тобой приехал». Я говорю: «Ну, и куда я должна поехать?» «Ко мне», — говорит.

Фокины тогда жили в другом месте, переехали на Благодатную улицу, где им дали квартиру.

— В общем, я сразу, конечно, не согласилась, — говорит Вера Ивановна. — Как это я сразу замуж за него пойду? Потом Николай много раз приезжал. Особенно весной. Всегда корзиночку клубники везет, букетик цветочков, еще что-нибудь такое. И вот когда Гена уходил в армию, Коля приехал и говорит: «Гена, мне надо с тобой серьезно поговорить». Сын мой говорит: «Слушаю». — «Гена, вот ты уходишь в армию, мама остается одна… Моя мама старенькая, тоже будет одна, Люся еще тоже учится в институте…» А Гена так на него посмотрел серьезно и прервал его: «Дядя Коля, вам давно пора жениться, нечего к маме таким женихом приезжать». Да, так вот ему и сказал. Слова его были решительные, так всё и решилось.

— Ваш второй муж дружил с вашим сыном?

— Гена ревновал очень. У них потом взаимоотношения были добрые, но в душе у него, у Гены, такое чувство было, что я какую-то часть любви отдаю другому человеку. Вообще-то я с Николаем Николаевичем была счастлива. Я была хозяйка, мы очень дружно жили, он очень любил читать. Он детективы брал из библиотеки, а мне романы интересные приносил… Но Гена не показывал вида, что ревнует, я просто знала.

— Противоречивый какой. Сначала рекомендовал маме выйти замуж, Николаю Николаевичу сказал жениться, а потом…

— …очень ревновал. Ну а потом, когда сам женился, тогда и понял, что мама всё правильно сделала.

Армейский правдоискатель

Но до женитьбы Геннадию было еще далеко. Его направили служить на Север. Как вспоминает мать, «там был какой-то случай, его друг спас. Гена стоял на посту, а там, на Севере, наверное, могли быть заключенные, и вот один хотел его ножом пырнуть. А друг Гены его спас, успел схватить того за руку. Как же его звали? По-моему, Николай, да. Хороший такой парень, он, наверное, и сейчас жив-здоров, только я не имею связи с ним. Они с Геной долго переписывались, дружили».

Похоже на внутренние войска? Но нет. Друзья Селезнёва, которым он рассказывал об армии, естественно, больше и подробнее, чем матери, ничего такого уголовно-романтического, северно-лагерного с вышками и охраной из его рассказов не припоминают.

Особого секрета насчет службы теперь нет. Геннадий Селезнёв служил в ракетных войсках, в городе Мирном недалеко от космодрома Плесецкий, что в Архангельской области. Именно из-за секретности и важности объектов, которые ему пришлось охранять, он о службе и не распространялся. А еще ему было… неловко из-за того, что даже и в привилегированных частях уже начиналась печально известная армейская дедовщина, против которой так долго боролась потом под его руководством (и после) любимая народом «Комсомольская правда». А он сам начал бороться, еще будучи солдатом.

Валерий Могучий вспоминает:

— В армии у Гены были конфликты. Он с командирами спорил, резко выступал, куда-то писал. Он сам нам об этом рассказывал.

А Ирина Могучая детализирует:

— Да, Гена, правдоискатель по жизни, в армии пострадал. Если был недоволен беспорядками, высказывался об этом. И вот на посту, во время ночного дежурства, его кто-то ранил.

— Серьезно ранил?

— Ну еще бы не серьезно, если он был демобилизован именно по этому случаю. Он же раньше из армии ушел, его комиссовали. Когда мы позже собирались у него на квартире, на Съезжинской улице, к нему, бывало, приходил парень, который его, по сути дела, спас во время нападения.

Однако Геннадий не обиделся на армию и не собирался отказываться от юношеской мечты. После демобилизации по ранению немедленно отправился в Москву, в школу КГБ, чтобы стать офицером-пограничником, на границе служить. Валерий Могучий говорит:

— Селезнёв поступил