Осколки нефрита - Александр Ирвин

— Охотники на дроздов крадут детей на улицах, — продолжал Арчи. — Детей, представляешь? А каково родителям?

Удо посмотрел Арчи в глаза:

— Арчи, тебе своего горя хватает. Не напрашивайся на новое.

Нет, такой ответ его не удовлетворил.

— Удо, ведь это же дети.

— Арчи, я нанимаю черных. И плачу им столько же, сколько белым. Это все, что я могу сделать. — Казалось, Удо хотел еще что-то добавить, но передумал, засунул платок в карман и пошел к дверям. — Давай-ка закончим работу.

После полуночи Арчи повернул за угол и вышел на Ориндж-стрит. Болели пальцы, покрытые лиловой типографской краской, которую невозможно отмыть до конца. Где-то в подвальном магазинчике играла музыка и что-то кричали голоса на непонятном языке. Арчи огляделся по сторонам. Продавец устриц стегнул лошадь и поехал в более обеспеченный район, а может, просто домой. Шагали раскачивающейся походкой матросы, зазывали клиентов проститутки, а обездоленные жильцы глазели на все это из окон и темных углов. Арчи валился с ног от усталости.

На ступеньках дома, где он снимал комнату, сидела детская фигурка в шляпе и толстом пальто. Арчи резко остановился. Нет, только не сегодня. Сегодня у него из головы не идет проклятый негр, с рыданиями бегущий за дочкой. Сегодня Арчи хотелось вспомнить свою дочь такой, какой она была. А эта сумасшедшая карикатура на девчонку не имеет права ходить за ним по пятам, называя себя его дочерью.

«Уж лучше дочь потерять», — подумал Арчи второй раз за этот вечер. Он повернул обратно за угол и направился в пивную на Леонард-стрит. Уж лучше выплакать свое горе и жить дальше.

Кечолли, 11-Олень — 29 сентября 1842 г.

Стин наблюдал, как худощавая фигура Джона Даймонда слилась с толпой перед Индепенденс-Холл и исчезла за проезжавшим мимо кебом. Аарон Бэрр провел немало времени в Индепенденс-Холл, замышляя интриги. Интересно, что происходило за кулисами конституционного собрания? Бэрр умер обесчещенным, и истинная мера его влияния в истории осталась неизвестной. Стин намерен оставить более заметный след. Он возьмет историю в свои руки и заставит ее говорить.

Часы на башне Индепенденс-Холл показывали одиннадцать двадцать восемь. Стин дернул поводья. Лошади, уставшие после длительного путешествия через Кумберленд и Балтимор, медленно тронулись. По приезде в Нью-Йорк надо будет купить новых лошадей, однако сейчас Стина заботили другие проблемы. У него оставалось не так уж много времени до встречи с Финиасом, о которой Финиас еще не подозревал.

Удалось ли Даймонду найти его? Стин не слишком забеспокоился, узнав о появлении Даймонда: задумай тот отомстить, не стал бы объявлять о своем приезде. И он не выказал никакой враждебности за все время долгого пути в Филадельфию; наоборот, снабдил Стина необычайно ценными сведениями. Непонятно, почему он это сделал, но с Даймондом вообще многое непонятно. Он ходит и разговаривает, однако что-то с ним явно не так. От Даймонда разило болотом, в котором он утонул; глаза выпучены, а под глазами залегли темные круги; он что-то бормотал себе под нос — не всегда по-английски — в самые неподходящие моменты. В полдень и сразу после восхода он вел себя особенно странно, поэтому Стин отпустил его до встречи с Барнумом, которую запланировал на полдень. Стин хотел, чтобы внимание Барнума ничто не отвлекало.

Хмурый Стин направлял лошадей по запруженным толпой улицам Филадельфии. Если у кого-то были причины ему отомстить, так это у Даймонда: он умер нелегкой смертью, утонув лицом вверх, и кончик его носа почти касался поверхности мутной воды притока Миссисипи.

Уроженец Нового Орлеана, Даймонд был танцором в Большом научном и музыкальном театре Барнума, когда Стин работал там кукловодом. Джейн Прескотт недавно сбежала, и Стин дал понять, что заинтересован в поисках некой мексиканки по имени Люпита, которая, по его мнению, могла находиться в Луизиане. Он был уверен, что Люпита сможет найти Джейн. Весной 1841 года Даймонд навел Стина на Люпиту.

Они встретились в Начесе, дело быстро приняло неприятный оборот, и Стину пришлось убить Даймонда, когда тот попытался уйти.

За Люпитой в те времена уже почти шесть лет числился должок. По ее вине мосиуакецке вышли из-под контроля и привели в Нью-Йорк самого Маскансисила, который пошел по следу Люпиты, но вместо нее вышел на Стина. В ту ночь, когда его поймал Следопыт, Стин едва спасся, и отказ Люпиты помочь в поисках Джейн привел его в бешенство. Он с огромным удовольствием прикончил знахарку, отомстив за все долгие недели, когда ему казалось, что Маскансисил вот-вот свалится ему на голову с ближайшего дерева. А вот Даймонда Стин убивать не хотел. Вообще-то он не любил чернокожих, однако танцор представлял для него большую ценность.

— Извини, Джонни, — сказал он, после того как последний пузырек лопнул на поверхности воды и Даймонд перестал вырываться. — Очень немногие могут быть посвящены в эту тайну, и, боюсь, ты в их число не входишь. Кроме того, есть места похуже Тлалокана.[6]

Когда поверхность воды стала зеркально гладкой, отражение луны превратилось в блестящий круг поверх лица мертвого Даймонда. В ту ночь Точтли был отчетливо виден; Стин помнил, что заинтересовался тогда, к чему бы это. Может быть, человек, утонувший под Кроликом, будет пьян, когда дойдет до царства Тлалока, райской земли, куда попадали погибшие от воды, земли и капризов погоды. Стин оставил тело Даймонда плавать в воде — мертвый негр в водах Миссисипи вряд ли привлечет внимание.

А теперь по каким-то совершенно непонятным причинам Даймонд нашел его.

Стин повернул на юг, на Фронт-стрит, и поехал рысью, занятый мыслями о странных предзнаменованиях, появившихся на небе за последние недели. Взять, например, Кролика: в последнее время он повсюду. Помимо символа пьянству Точтли считался связанным с югом и с неопределенностью в будущем — он мог означать что угодно, в зависимости от того, какие знаки выпадали с ним вместе. В ту ночь в Начесе, когда Стин поднимался по прогнившим ступенькам за лопатой, чтобы убедиться, что дряхлое тело Люпиты не встанет из могилы само собой и не последует за ним, знамения упорно оставались неясными. Да и сегодня ничего не понять: ко всему прочему, солнце никак не хотело выйти из-за облаков. По ацтекскому календарю сегодня был последний день месяца Кечолли — праздничный день, который отмечали пиршеством; знаком дня считался олень (священное животное Тлалока), а одиннадцатое число пользовалось дурной репутацией.

«И в названии месяца — сентябрь — есть чертова буква „р“», — подумал Стин. Насколько он мог судить, знамения не предвещали ничего определенного.

По крайней мере ему не придется больше бояться Маскансисила — если, конечно, Даймонд сдержит слово и найдет маску Таманенда. Должно быть, Тлалок добрался до танцора после того, как тот утонул, — иначе зачем бы ему оказывать такую услугу своему убийце?