Восток, Запад и секс. История опасных связей - Ричард Бернстайн

Европейцы и не мечтали о завоевании и колонизации монголов, они лишь желали, чтобы те не добрались до них самих, а некоторые вроде короля Людовика надеялись вопреки очевидному обратить их в христианство. В сочинениях путешественников, которые побывали при дворе хана Хубилая, нет ни намека на то, что Запад кажется более мужественным по сравнению с будто бы покорным и женственным Востоком. Да и турки-османы, которые позднее сделались предметом острого сексуального любопытства, никогда не порождали таких ассоциаций, как Иудея, изображенная на древнеримской монете в образе плачущей женщины. Это редкие исключения из правила, отклонения от привычного стереотипа, сложившегося за долгую историю взаимоотношений Востока и Запада, в ходе которой разгромленный, колонизованный или по меньшей мере послушный Восток предоставлял западным мужчинам безграничную сексуальную свободу. И все-таки даже в ранних донесениях об устройстве ханского двора и в более поздних отчетах о гаремной жизни, прятавшейся за стенами султанского дворца Топкапы в Стамбуле, настойчиво звучала эротическая тема, так что с именем Востока связывались представления о странной, возможно, безнравственной, но чрезвычайно манящей чувственности. Начиная с позднего Средневековья сексуальные обычаи Востока описывали как нечто сказочное вроде диковинных животных или жутковатых погребальных обрядов, которые, по слухам, существовали в тех краях. Французский моряк Франсуа Пирар, который в начале XVII века провел пять лет в плену на Мальдивах, выучил местный язык и впоследствии написал трехтомный отчет о своих странствиях по Востоку, вышедший в Париже в 1611 году, не преминул поделиться наблюдениями за тамошними женщинами. “По правде сказать, во всей Индии женщины от природы чрезвычайно склонны к всякого рода низменному распутству, – писал он, высказывая распространенное мнение жителей Запада о том, что из-за более жаркого климата Южной Азии и сами южноазиатские женщины должны отличаться гораздо большей любовной пылкостью, нежели европейские женщины. – Но жительницы Мальдив настолько подвержены этому пороку, что он служит им единственным занятием и предметом для разговоров и они открыто похваляются друг перед другом, словно какой-нибудь добродетелью, своими любовниками или поклонниками, которых осыпают всеми знаками внимания и любви, каких только может пожелать мужчина от женщины”.

Самым важным из фантастических рассказов о Востоке, которые пользовались широким читательским спросом в конце XIV века, было сочинение “Приключения сэра Джона Мандевиля”, считавшееся надежным свидетельством очевидца. Сам Мандевиль почти наверняка был вымышленным лицом – возможно (хотя нельзя утверждать этого с уверенностью), его выдумал или врач Жан де Бургонь, или, по другой версии, историк Жан д’Утремёз. А может быть, это и в самом деле был человек, носивший имя Мандевиля, из Блэк-Нотли, Эссекс. Как бы то ни было, он писал на англо-нормандском наречии – языке, вошедшем в обиход в Англии после вторжения Вильгельма Завоевателя в 1066 году и больше походившем на французский, чем на английский. Возможно, этот человек действительно путешествовал, а может, он все выдумал, черпая различные подробности из других книг, восходящих еще к Плинию и Геродоту – первым авторам, от которых и пошла традиция изображать Восток краем, населенным чудовищами и драконами.

Но если Мандевиль в действительности не бывал в местах, которые описывал, то ему удалось одурачить множество своих современников-европейцев, которые принимали его книгу за достоверный источник. Экземпляр “Приключений…” Мандевиля имелся в библиотеке Леонардо да Винчи. Христофор Колумб читал это сочинение перед тем, как пуститься в плавание на Восток через Атлантический океан, чтобы почерпнуть сведения о Китае. Рабле читал Мандевиля, когда готовился описывать путешествие Пантагрюэля в Индию. “Приключения…” были переведены на многие европейские языки, и все европейцы, читавшие это сочинение, окунались в азиатский мир роскоши и чудес.

Кем бы ни был в действительности автор, он представлялся английским рыцарем, который в первой половине XIV века пространствовал около тридцати лет, некоторое время состоял на службе у египетского султана, а позже – у правителя, которого он сам называл великим ханом. Он приводит бесчисленные подробности, например, из жизни татар: “Люди в той стране за любые дела берутся с новолунием и очень чтят Луну, еще они поклоняются Солнцу и часто становятся перед ним на колени. Обычно они ездят верхом без шпор, но в руке держат кнут, кнутовище или еще что-нибудь, чтобы подстегивать коней. Они почитают за великий грех всадить нож в огонь, вынуть ножом мясо из котла или горшка, ударить лошадь уздечкой, сломать одну кость о другую, вылить молоко или иное питье на землю. Но величайший грех, какой они признают за человеком, говорят они, – это если кто-нибудь помочится в доме, где они живут. Если кто-нибудь сделает это и они об этом узнают, то они убьют виновного. Помещение, где помочился человек, должно быть очищено, а иначе никто не отважится туда войти”.

Подобно другим путешественникам, Мандевиль наблюдал за женщинами в тех странах, где побывал, и в одних краях отмечал их красоту и белизну кожи, а в других описывал обряды и обычаи многоженства. “Есть другой прекрасный густонаселенный остров, – писал он, – где бытует такой обычай: когда женщина выходит замуж, она ложится в первую ночь не с мужем, а с другим молодым мужчиной, он берет на себя труд лишить ее девства, а наутро получает плату за свои старания”. Мандевиль решился расспросить о происхождении этого странного обычая. “Мне рассказали, что в старину в той стране некоторые мужчины умирали после того, как соединялись с девственницами, потому что у тех внутри тел обитали змеи, и они кусали мужчин за детородный орган, когда тот проникал внутрь, так погибло много мужчин, и с тех пор укоренился обычай вначале давать другим испытать этот неведомый путь, прежде чем самим браться за дело”.

Вот так история – прямо-таки предупреждение об опасностях, с какими бывает сопряжена погоня за наслаждениями! Змеи, прячущиеся во влагалищах юных девственниц! Быть может, так символически обозначались венерические болезни – наказание за похоть? Этого мы не знаем. На другом “острове” Мандевиль обнаружил обычай, который позже стал известен как сати, – когда женщин заживо сжигали на погребальном костре их умерших мужей: “Там считают, что огонь очищает, и что к ним после этого не пристанет никакой порок, и, очистившись от всего дурного, они воссоединятся с мужьями в загробном мире”. А еще был “другой остров посреди моря”, где мужчины “женятся на родных дочерях или сестрах и других родственницах и живут по десять, двенадцать, а то и больше человек в одном доме. Жены у всех мужчин там общие, каждую ночь спят с новой женой по очереди. Когда у какой-нибудь из жен рождается дитя, его отдают тому мужчине, который первым лег с его матерью, и никто не знает, чей это ребенок – его или чужой”.

Великим ханом, на чьей службе якобы состоял Мандевиль (если только он в самом деле бывал в Китае), был Тогон-Тэмур, потомок великого хана Хубилая, завоевавшего Китай и основавшего в XIII веке династию Юань. Тогон-Тэмур, известный как китайский император Хуэйцзун, правил Монгольской империей в период ее заката. В 1368 году монгольскую династию вытеснила новая и очень сильная династия Мин, так что Тогон-Тэмуру даже пришлось бежать в монгольские земли. Но и в пору распада и ослабления империи Мандевиль, побывав при дворе великого хана, увидел Восток как гаремный край, и описанные им картины еще несколько веков владели воображением европейцев. “Властелин ведет великолепную жизнь, – писал он. – У него имеется пятьдесят девиц, которые обслуживают его целый день за трапезой и на ложе и исполняют все его желания. И, когда он садится есть, они подносят ему мясо, всегда по пять блюд сразу, а принося эти блюда, они поют приятные песни. Они нарезают мясо перед ним и кладут кусочки ему в рот, будто малому ребенку, сам же он ничего не разрезает и ни к чему не притрагивается, а руки всегда держит перед собою на столе”.