В каждом молчании своя истерика - Ринат Валиуллин

– Где ты только их находишь? Складывается такое впечатление, что женщины просто преследуют тебя.

– Нет, просто я ими дышу. Когда их нет рядом, будто кислород заканчивается. Жизненная необходимость, понимаешь? Да и работа. Кто, думаешь, ходит на эти тренинги личностного роста? Женщины в основном, мужчине, прежде чем переступить порог наших курсов, необходимо признать свою неполноценность, некомпетентность, отсталость от жизни, если хочешь. Позвонить нам – значит переступить через себя. А кто на это готов – очень немногие. Женщины активнее, смелее, а главное – любопытнее. Сейчас поедим, и я тебе расскажу еще одну историю.

– Я тебе тоже расскажу еще одну историю, может не так красочно, как ты, но не суди строго. Я шел по тротуару, рядом – девушка, мы двигались с одинаковой скоростью, почти касаясь друг друга. Казалось, даже шаг в шаг, в руках у нее трепыхалась оранжерея живых красных роз. Мы, незнакомые абсолютно, соседи по тротуару, просто совпали по времени. Шли люди навстречу, после они долго оглядывались. Я чувствовал, нам завидовали. Некоторые – мне, некоторые – ей.

* * *

Я проснулся на заре. Сон ушел чуть раньше, не дождавшись рассвета. Рядом спала Фортуна. Слышно было теплое дыхание: ее голова повернута ко мне, она смотрела затворенными глазами, рот чуть приоткрыт, будто она не решалась что-то сказать, что-то очень важное, например: «хватит храпеть» или «сними с меня свою ногу», или «у меня есть другой», или «поцелуй меня, я уже закрыла глаза». Правая ее рука прижилась на моей груди. Мне пришлось выселить ее восвояси. Я откинул одеяло и поднялся.

Подошел к окну, посмотрел в забрызганное осенью стекло и подумал: «Зачем так долго, зачем так часто барабанить с утра прямо в голову, я давно уже понял тебя, дождь, ты капля, одна большая, расчлененная на части, ты, – пытался я остановить пальцем ее ход. – Хочешь непременно, чтобы я выглядел таким же вот разбитым и несчастным. Нет, не пройдет», – но тщетно, струйка, не обращая внимания на мои пальцы, устремилась вниз. Я находился по ту сторону дождя, в одних трусах, но это не мешало мне мыслить философски. Как это приятно – находиться иногда по ту сторону.

«Я понял тебя, дождь, ты мокрый, можно даже не трогать». И это ощущение холодного окна позволило продолжить мысль, будто посредством своего пальца, которым я двигал по стеклу, словно улитка гибким телом, оставляя туманный след, соединил собственное мироощущение с мозгом и последний мне телеграфировал короткими фразами: «Я понял тебя, дождь, ты сука, унылая, тоскливая, которую никто не хочет, и каждый, кто тебе поверит, смертельно болен, я понял тебя, смерть – ты жизни, я понял тебя, мир – ты войны, я понял женщину – она единственная, тогда как связи – они случайны, я понял деньги – вы кончаетесь, я понял тебя, работа, ты постоянна, я понял роботов, они талантливы, я понял труд, он в тягость, я понял отдых – это сон, все остальное было только заменителем, сон – он сладкий, я понял – сладость растворима, я понял счастье – ты стерильно, ты рядом – достаточно переключить программу, я понял радость, ее больше в детстве, я понял горе – это больно, и пережить его – значит, стать безумно сильным, я понял слабость – это недостаток сердца, я понял сердце – это бойня за любимых, я понял силу – она в любимых: в любимых вещах, уголках, стенах, окнах, глазах», – оторвал я палец от стекла и связь прервалась. Одиночество выедало меня потихоньку. По частям. Я ясно ощущал, что с каждым мгновением меня становилось все меньше, и вот уже от меня осталась всего половина. В поисках второй, я снова лег на диван и прижался к теплу Фортуны. Это был самый простой тест на знание «Твоя ли это женщина». Достаточно было лечь рядом, чтобы понять: она греет, она не ворчит, она любит в любое время дня, в любое недомогание ночи. Я провалялся там еще час, листая журнал о фото. Фотографии были красивые, но цветные.

* * *

На паркете темного лакированного пола лежала тень дня, как будто ее кто-то бросил неосмотрительно под ноги и забыл. Стеклянной красной струйкой спокойно разливалась бесполезная беседа, стройность пластиковых ног стола и стульев переплелась со нестройностью людских, но, так или иначе, все оказались заложниками осужденных стен. Одни молчали безответно, другие наполнялись жидкостью, многозначительно целуя сигареты, прикуривали, скрывая в клубах дыма выражение скуки и тоски, видимо, они осознавали: нет истинного в беспредметном, как и преступного в вине. В то время как усталый день гноился солнцем и скитался по задворкам города, его тянуло всеми фибрами в тяжелый сон, однако спать нельзя, потому что для многих это означало ночь промаяться в бессоннице. Он, одноглазый, стоически держался, наблюдая, как люди не переставали пить и есть в им освещенной небольшой квартире мира, закрытой от него редкими кусками ваты, их разговор, где точка зрения делила текст, как запятая, ему был скучен и неинтересен. Мне тоже была неинтересна пьяная болтовня соседей, что без спроса лезла в уши.

Иногда мне казалось, что я спокойно мог оставить Антонио, выйти в мир за новой порцией впечатлений, вернуться как ни в чем не бывало, а он все так же спокойно жевал бы свою газету, травил байки, успев между колонками слетать несколько раз на вахту.

Этими новыми впечатлениями была Фортуна, как для меня, так и для них. Я действительно вышел, когда стало известно о наших с ней отношениях, когда позже она переехала ко мне. И сейчас эта тема была слишком трогательной, чтобы ее обсуждать. Будто бы я действительно вышел подышать свежим воздухом или еще куда, оставив Антонио и Лару наедине со своими мыслями, дав им возможность взглянуть на свою жизнь с высоты птичьего полета, куда они взмыли, подгоняемые потоками ущемленной гордыни. Я вернулся, как только ветер стих, как только они снова опустились на землю.

– А, собака, не хочешь делиться секретом! – забасил Антонио громким пьяным смехом. – Сколько тебя помню, ты всегда пользовался успехом у женщин. Как тебе это удавалось?

– Буквально, к примеру подходит к тебе мисс этого кафе и говорит: «Можно попользоваться вашим успехом?». Разве сможешь ты отказать: «Бери».

– Да хватит уже, я же серьезно. Хотя я знаю за что любят тебя бабы, за слова – продолжал вытряхивать из сосуда фрукты Антонио. Официантка, заметив это, принесла ему вилку.

– Что я говорил? Женщины любят искренность, отвечая на это щедростью, а слова так – обертка, – я провожал взглядом стройные бедра.

– Иногда это выглядит довольно странно, – пытался уже манипулировать вилкой Антонио, понимая, что руками у него выходило ловчее.

– Если ты про свою, то какими бы они ни были странными, женщин надо любить и удовлетворять, для всего остального существуют мужчины. Я понимал, что брак их давно уже трещит по швам, что им обоим было уже неприятно ходить с этой дырой, однако как ее залатать, они не знали. Мне жутко не хотелось, чтобы они разводились. Но чем я мог его поддержать? Только словами.

– Откуда тебе известно, что подумал о ней?

– А о ком тебе еще думать? Если женщина притворяется, то в лучшем случае она ищет себя рядом с тобой.

– А в худшем?

– А в худшем уже потеряла. Связь – есть сила притяжения двух космических объектов любви, которая способна как сократить расстояние между ними до ноля, так и разбросать их по разным галактикам. Мне кажется, иногда просто необходимо менять работу. Желательно ближе к жене. Ты же занимаешься здесь парашютами, вот и занимался бы. Да и мне без тебя не прыгается, ты мой инструктор, мой талисман. Может, хватит с тебя Севера. Это же был крайний… – задумался я, выбирая между Севером и случаем, и выдохнул, – случай. Твой Север не настолько крайний. Ты же не хочешь оказаться крайним в своем доме?