Степной ужас - Александр Бушков

Вы наверняка знаете такую старую частушку:

Ну конечно, ее все знают. Старая частушка. Был со мной однажды случай, словно из этой частушки позаимствованный. И было мне тогда не до смеха, как, я так прикидываю, и вам бы на моем месте…

Было это летом сорок пятого в Чехословакии. Наш танковый полк побатальонно дислоцировался возле трех маленьких городков неподалеку от гор под названием Бескиды. Меж ними было не больше трех-четырех километров: городки там насыпаны густо, как опята на пне или деревни в России. Таких городков там много: небольшие, тысячи две жителей, но весьма почтенного возраста, практически в каждом есть либо замок средневекового феодала, либо просто старинные здания (танковый батальон, к слову, – это двадцать семь машин плюс разный автотранспорт, плюс соответствующие службы).

После только что отгремевшей жуткой войны не жизнь была, а курорт. Единственное, что удручало, – скука, которую нечем было заполнить. Обязательные занятия и работы отнимали не так уж много времени, и свободного оставалось достаточно. Ну, посмотрели баронский замок века, кажется, пятнадцатого, с богатой коллекцией всевозможного холодного оружия, и больше податься и некуда, разве что взять увольнительную и поехать в один из соседних городков – но и там, в общем, то же самое. В воскресенье нам, офицерам, разрешалось ходить в пивные – со строгим наказом особо не увлекаться, иначе разрешение снимут. Ну, мы и не увлекались – возьмешь пару литровых кружек пива (ох, и отличное у чехов пиво!), пару рюмок чего-нибудь покрепче, блюдо жареных сосисок, посидишь не спеша, с толком и с расстановкой часов несколько – благодать и лепота!

А в остальное время заняться и нечем, сиди в палатке и дохни от скуки. Некоторые ухари ухитрялись с соблюдением всяческих предосторожностей, в первую очередь держа это в тайне от начальства, крутить романы с местными девицами. Тогда чехи, включая женское народонаселение, относились к нам с большим дружелюбием, это потом, в шестидесятые, они показали мурло. Но таких счастливчиков было всего-то трое на батальон – в маленьком городишке и свободных девушек, соответственно, по пальцам можно пересчитать.

Ну, что поделать? Многие со свойственной русскому солдату смекалкой раздобывали у чехов спиртное и втихомолку потребляли. Иные, конечно, попадались, так что гауптвахта не пустовала, но за всеми сразу никакой замполит или командир не усмотрит – нереально. А вот меня общая скука не касалась, я себе быстро нашел безобидное и приятное занятие: рыбалку. До войны, на гражданке, был заядлым рыболовом – ну а на войне какая рыбалка? И вот теперь мог невозбранно предаваться любимому времяпровождению, которое потом стали называть «хобби». Километрах в полутора от городка была река – медленная, неширокая, метров восемьдесят, но очень рыбная. Не так уж редко во-от такие лещи попадались. Комбат меня всякий раз отпускал – полагаю, ему только нравилось, что я отыскал такое безобидное, абсолютно непредосудительное занятие. Уж со мной-то никаких хлопот, не то что с некоторыми прочими…

Словом, рыбачить я ходил стабильно, три раза в неделю, хоть часы по мне проверяй. Местные рыбачили в основном с лодок, а я подыскал пару подходящих местечек на берегу и прикармливал там лещей кашей. И не зря, без хорошего улова никогда не возвращался. Часть улова шла на уху моему взводу, а самых крупных лещей старшина Филюсь коптил по всем правилам, и мы потом их брали в пивную. Соседи, из других рот, нам откровенно завидовали, так что порой кто-то пытался, смастерив удочку, последовать моему примеру. Только ничего у них не получалось по причине полной неумелости. Настоящих опытных рыбаков в батальоне отыскалось только двое: я и наш военфельдшер (он был родом с Кубани, а в тех краях рыбалка знатная). Так что с рыбкой были и медсанчасть, и мой взвод. (Я тогда командовал взводом. Танковый взвод – это три машины.)

Что-то я разболтался о постороннем… Давайте к делу.

День выдался свободным, и я спозаранку отправился на утреннюю зорьку. Вообще-то, будь комбат придирчивее, все равно подыскал бы мне занятие, но он, во-первых, не был придирой, а во-вторых, у него имелся свой интерес: из той же солдатской смекалки я порой ходил ему поклониться копченым лещом, которого он, как все мы, грешные, брал в пивную. Взял я червей свеженакопанных, бутерброды, трофейный немецкий термос с крепким чаем, кусок брезента, чтобы не сидеть на голой земле, обстоятельно подготовился, одним словом, как всегда. Кобура с пистолетом, как обычно, оттягивала ремень. Я ровным счетом ничего не опасался: хищного зверья там не водилось, а «лесных братьев» и в помине не было, не то что в Польше, где они нам и в спину постреливали, и мины на рельсы закладывали, и всяко-иначе пакостили. Просто так уж офицеру полагалось.

Дело заладилось с самого начала. И получаса не прошло, а я уже вытащил двух очень даже приличных лещей, явно из прикормленных по моему коварству. Начало хорошее, есть почин. Если и дальше так пойдет, и сегодня вернусь, как говорят охотники, с полем. День будет солнечный, ни ветерка, небо ясное, от реки приятная прохлада, лес на обоих берегах правильный: далеко ему до нашей сибирской тайги, не дремучая чащоба, но лес настоящий, дикий, не то что немецкие прилизанные, где каждое дерево пронумеровано – серьезно! – а кустарник под корень изведен. Благодать и лепота…

А потом благодать и лепота разом кончились. Потому что слева показался какой-то темный предмет, плывший по течению совсем неподалеку от берега, так что рукой достать можно. Вскоре он оказался совсем близко, я прекрасно рассмотрел, что это такое. И форменным образом рот разинул от удивления.

По речке плыл топор.

Самый настоящий топор, в натуральную величину, плыл лезвием к берегу, чуть отличался от наших, но именно таких топоров мы у чехов навидались изрядно, именно таким наш повар Гордеич и те, кого назначали в наряд, кололи дрова для полевой кухни. На вид – обыкновенный топор, только насквозь неправильный. Такому топору, упади он в воду, полагалось камнем булькнуть на дно, а этот плыл себе как ни в чем не бывало, как пустая бутылка…

Я сидел и таращился на него как баран на новые ворота, а он подплывал все ближе и ближе. Опомнился я немного и, когда он оказался совсем рядом, схватил топорище. Не нужно было лезть в воду, достаточно встать на коленки у берега и руку протянуть.

Выпрямился, держа его в руке. Весил он примерно столько, сколько и должен весить такой топор. Топорище – натуральное дерево, и лезвие, я потрогал, – обычная сталь. Лежал он в руке смирнехонько, как путному топору, предмету неодушевленному, и полагалось. Самый обыкновенный топор…

Но ведь он плыл!

Тут мне руку, в которой держал топор, словно электрическим током прошило, от пальцев к плечу. По-моему, это было чистой воды самовнушение от дикой невозможности происходящего. И я, не размахиваясь, бросил топор обратно в воду. Он шлепнулся, подняв брызги, на сей раз обухом к берегу, и преспокойно себе поплыл по течению дальше. А я стоял статуей и смотрел ему вслед, пока он не скрылся с глаз, и в голове была совершеннейшая пустота.