Степной ужас - Александр Бушков

В жизни не видел такого ужаса, а ведь на войне чего только не навидался…

Я прекрасно видел в лунном свете этот ужас. Метрах в пяти от меня поднялась из травы змеиная голова, а за ней и тело. Только голова была побольше лошадиной, а туловище толщиной с телеграфный столб, не меньше!

Змеища испустила короткое могучее шипенье, ее глазищи – выпуклые, огромные, с вертикальным зрачком – светились тусклым зеленоватым, гнилушечьим светом. Казалось, она таращится прямо на меня, заглядывает в самую душу. Да сколько там осталось этой души! Не душа, а душонка, как свернутая в комок тряпка, подавленная этим паническим ужасом, злой волей этой невероятной гадины. Все было наяву, и я оцепенел от ужаса, не в силах шевельнуться, не в силах дослать пистолет. Понимал, что мне приходит конец, но не мог ничего поделать…

И тогда совсем рядом длинно застрочил автомат. В тишине выстрелы казались оглушительными, как артиллерийские залпы. Очередь казалась бесконечной, и я видел, как пули разносят змеиную башку, как задергалось ее тело. Змеища грянулась оземь совсем рядом со мной, в какой-то паре метров, тяжелое тело билось, выгибалось, конвульсивно елозило по земле, колыша траву на значительном протяжении…

Потом из-за машины, рыча что-то нечленораздельно-матерное, выскочил Витька Махов и подбежал совсем близко, стреляя и стреляя в то, что осталось от змеиной головы. Патроны в диске кончились, щелкнул затвор. Тогда только я почувствовал, как с меня словно сползло оцепенение, встал (кажется, пошатывало), ощупью нашел застежку, вытащил пистолет, показавшийся невероятно тяжелым. Что было бессмысленно – сразу ясно, что со змеюгой покончено.

Витька еще сгоряча давил на спуск, но опомнился, опустил автомат. Змеища все еще билась, в точности как пропоротая вилами гадюка, но все слабее. Коломиец, тоже с пистолетом в руке, сделал маленький шажок вперед, выдохнул:

– Мать твою, что за тварь…

Под искромсанной пулями головой быстро натекала темная лужа, пахнущая остро, незнакомо. Только сейчас меня стала бить крупная дрожь и появилось ясное осознание происшедшего. Такого не могло быть, но оно только что случилось…

Мысли путались, все еще колотила затухающая дрожь, но я довольно быстро превозмог себя – всякого навидался на войне. Ну, змеища, ну, громадная – но я видывал виды и почище. В конце-то концов, прикончить ее оказалось очень легко, и никого она не успела сожрать. А в том, что она хотела нас сожрать, я не сомневался – такой уж у нее был вид, мы для нее были не более чем добыча. Змеи травкой не питаются. Читал я кое-что к тому времени про южноамериканских анаконд и про удавов тоже… Такая же анаконда, только, надо полагать, сухопутная. Схарчить хотела, тварь, понятия не имея об автоматах и оружейнике Дегтяреве, дай ему бог здоровья…

Постепенно отпускало, и, пряча пистолет в кобуру, я с радостью отметил, что пальцы уже нисколечко не дрожат. Коломиец, я видел, тоже уже оправился. Витя сменил диск. У наших ног всё шире расползалась остро пахнущая лужа змеиной крови, и мы отступили на пару шагов.

Змеиное туловище уже почти не билось, над ним медленно смыкалась примятая трава.

– Рассказать кому – не поверят, – чуть хрипловатым голосом сказал Коломиец. – Три недели здесь живу, сколько по степи мотался, а о таком чудище не слышал. Заглотнула бы, как я – пельмень…

Обменялись впечатлениями, и выяснилось: все слышали шипение и звук, словно волочили по земле что-то тяжелое. Все трое испытали схожие чувства – вот только у Витьки Махова всё было выражено гораздо слабее, и он этого странного паралича избежал, почему и выхватил из машины автомат, открыл пальбу.

– Это ж она нас гипнотизировала, падла, – сказал он. – Как кобра птичку, я где-то читал…

– А на тебя, значит, гипноз не подействовал? – хмыкнул Коломиец.

– А на меня никакая зараза не действует, – уже обычным своим беззаботным тоном отозвался Витька. – Разве что водка… Сейчас бы хряпнуть наркомовские, да нету… Что делать будем, мужики? Может, в путь-дорогу? Неохота что-то коротать время до рассвета рядом с этой тварью…

– А если поблизости еще одна такая охотится?

– Вряд ли, – подумав, сказал я. – Змеи стаями не ходят и парами не живут, в одиночку норовят. А это все ж таки змея, хоть и громадная…

– Ну так что будем делать, старшой?

Я еще подумал и сказал:

– Остаемся здесь до рассвета, а с рассветом выходим. Не стоит ночью по степи шляться. Хорошо – волки, а если банда? Змеюка все равно не укусит, она мертвей мертвого…

Так и получилось, остаток ночи мы провели у машины. Не очень приятно было торчать рядом с мертвой змеищей, из которой натекла большая лужа крови, достигшая машины, так что пришлось перебраться на несколько метров. Но это неприятность из тех, что можно легко пережить, – мертвые не кусаются. Подремать, правда, не удалось, едва клонило в сон, навязчиво представлялась змеюга, только живая, с оскаленной пастью.

А едва небо посерело и исчезли звезды, тронулись в путь. Шли быстрым шагом, хотелось побыстрее убраться от того места, только раз ненадолго устроили привал-перекур. И часам к пяти вечера вышли к областному центру. Почему не взяли ни зубов, ни куска шкуры? Вы знаете, даже мысли такой не возникло, мы как-никак не были учеными, у нас имелись совершенно другие побуждения: в первую очередь думали о своей службе, о нашем задании. Шла война, и в первую очередь все мысли были о ней… Да и откуда ученые в нашем областном центре, маленьком городишке? А посылать сообщение в Москву… Вряд ли кто-то из начальства стал бы этим заниматься – не та сложилась обстановка, было не до того, ох, не до того…

Первым делом мы, конечно, отправились к непосредственному начальнику, майору Мелешкину. Доложили по всем правилам о результатах поездки. Ну а в конце рассказали о змеюге.

Мелешкин покурил, подумал и сказал:

–, Да ну ее к чертовой матери, вашу змеюгу. Не до нее сейчас, не о том надо думать. Своих дел выше головы, обстановка на фронте сами знаете какая, да и немцы вот-вот прилетят, нужно встречать без хлеба и соли, но со всем прилежанием. Будет свободное время, поговорите с Эрдашевым, что-то он такое вскользь упоминал…

Машина так и осталась в степи – Мелешкин при нас позвонил в автобатальон, но оттуда ответили, что положение с запчастями у них аховое и запасных стартеров нет вообще. Составили акт о списании, на том дело и закончилось.

Дела нас завертели до ночи – вовсю готовились принять немцев (и забегая вперед – приняли в лучшем виде, повязали их быстро и качественно, так, что рыпнуться не успели). Ну а на следующий вечер, когда свободная минутка все же выдалась, путем солдатской смекалки раздобыли бутылку водки и пошли втроем к старшему лейтенанту Эрдашеву. Он был местный, более того – родом из этих самых мест.

Выслушал он нас без всякого удивления. И рассказал под водочку, как обстоят дела с нашей змеюгой. Змей этот, сухопутная анаконда, местному населению знаком с незапамятных времен и зовется Аждахар. Никакое это не сказочное чудовище, по небу не летает, человеком не оборачивается, красавиц, в отличие от нашего Змея Горыныча, не крадет. Разве что способен воздействовать на человека чем-то вроде гипноза, но и это не сказочное, а вполне житейское обстоятельство – известно же, я сам говорил, что читал про такое, – кобры могут гипнотизировать птичек, и ничего сказочного в этом нет. Самая обычная змея, разве что громадная. Старики рассказывают, в стародавние времена, сотни лет назад, их попадалось много. Нападали не только на скот, но и на людей, явно считая их такой же добычей. Такой змеюге ничего не стоит заглотнуть и быка, и чело-века.