Невидимки - Стеф Пенни

Тут я задумываюсь, как относилась к цыганам святая Бернадетта. Дед Тене часто рассказывает, каким гонениям мы подвергались по всей Европе. По сравнению с этим то, что было в Британии, еще цветочки, так что на самом деле нам очень повезло. Например, во время холокоста цыган уничтожали, как евреев. Но если в тебе было меньше четверти еврейской крови, ты считался неевреем и мог спастись. А цыган отправляли в газовые камеры — даже тех, в ком была всего одна шестнадцатая цыганской крови. Вот как сильно их ненавидели. А в Румынии на протяжении многих веков цыгане были фактически на положении рабов, их покупали и продавали, как скотину. На уроках истории об этом не говорят. Но дед Тене мне рассказал. Он очень много об этом знает. Так что, наверное, Бернадетта тоже относилась к цыганам с предубеждением. Ее, возможно, просто никто об этом не спрашивал. Я сначала думал: может, нам лучше попросить о чуде святую Сару,[14]ведь она покровительница цыган. Ее святилище не так далеко отсюда, заодно и на море побывали бы. Но меня никто не слушает.

Вдоль дорожки, рядом со скалой, тянется ограждение, а грот Бернадетты расположен высоко над нашими головами. Забраться туда нельзя. Мимо бредут люди, совершенно буднично, как будто в этом нет ничего такого. Интересно, они верят во все эти святыни? У большинства из них вовсе не настолько взволнованный вид. Еще у подножия скалы стоит такая здоровая штуковина, похожая на люстру, тоже за ограждением. Красивая. Мне она нравится больше статуи Марии в гроте — слишком уж та пластиковая, на мой вкус. Тем не менее я закрываю глаза, как бабушка, и тоже пытаюсь молиться. Она все это время беззвучно шевелит губами. Когда я открываю глаза, Кристо с выражением абсолютного спокойствия на лице смотрит на статую. Интересно, о чем он думает? И тут дед Тене вдруг разворачивает свое кресло и принимается крутить колеса, как будто очень спешит. Никому из нас он не говорит ни слова. Я срываюсь за ним следом, но Иво удерживает меня за локоть.

— Не трогай его, — говорит он.

Ба открывает глаза; она в бешенстве.

После того как мы посмотрели и помолились, Иво несет Кристо к купальням. Это такое специальное место, где увечные окунаются в святую воду и где, видимо, должны происходить чудеса, если им суждено произойти. Пока мы сюда не приехали, я немного волновался, что не сумею объяснить, что нам нужно, но тут множество помощников разных национальностей. Судя по всему, большая часть людей молодого возраста здесь — помощники, а не паломники. Это мы так называемся — паломники. Иво отыскал одного, который говорит по-английски, хотя на самом деле он франкоканадец по имени Бальтазар (классное имя!), и он сопровождает их в купальни. Иво не смотрит ему в глаза, как будто все происходящее вызывает у него неловкость. Мог бы сделать над собой усилие. Я спрашиваю Иво, хочет он, чтобы я пошел с ними, или нет, но он говорит «нет». На плечи у него накинуто полотенце; погода теплая и ясная, так что не думаю, что Кристо может замерзнуть. И вообще, наверняка лурдцы об этом позаботились. Может, там внутри есть фены.

Иво и Кристо уходят, а мы с ба остаемся. Она встает в очередь, чтобы прикоснуться к стенкам грота и взглянуть на родник, и просит меня побыть с ней.

— Не хочу, чтобы ты бродил тут в одиночку. А вдруг с тобой что-нибудь случится?

— Что, например?

— Мы за границей. Случиться может что угодно!

Я напоминаю, что мы в святом месте, битком набитом недужными религиозными людьми. Не могут же христиане причинить мне зло. И потом, я, в отличие от нее, говорю по-французски. Крыть ей нечем, так что я обещаю вернуться — она в своей очереди будет стоять до вечера, — и она с недовольным видом закуривает.

Бальтазар рассказал нам, где можно набрать святой воды, чтобы захватить с собой домой; ее можно брать сколько хочешь, совершенно бесплатно. Это очень по-христиански, молодцы лурдцы. Можно купить под воду маленькую пластиковую бутылочку с образом Марии и надписью «Лурд», но на самом деле никто не запрещает набирать воду во что угодно. Так что я возвращаюсь к трейлерам и приношу пару пластиковых канистр побольше.

Встаю в очередь к крану. У многих в руках маленькие бутылочки — главным образом официальные, с ликом Девы Марии, хотя некоторые люди наполняют бутылки из-под кока-колы и обычной воды. Кое-кто косится на мои канистры и недовольно ворчит, но я не понимаю, что они говорят, так что мне все равно. Когда подходит моя очередь, я подставляю канистры под кран и наполняю их до краев, не обращая внимания на бурчание у меня за спиной. По правде говоря, это всего лишь обычный кран, торчащий из земли, точно такой же, какие делают в цыганских лагерях. Не знаю, что в нем такого святого. Считается, что это вода из родника в гроте, но с таким же успехом она может быть из реки. Откуда нам знать? Ее уже столько расплескано вокруг, что не думаю, чтобы она была такой уж драгоценной. И вообще, я считаю, что: а) в том, чтобы набирать святую воду в канистры, нет ничего плохого и б) Кристо серьезно болен, так что, пожалуй, ему нужно больше, чем многим другим.

Но есть у этого и свой минус: на обратном пути я сгибаюсь под тяжестью двух полных канистр с водой. Я отношу их к трейлерам и оставляю там вместе с большой запиской, которая гласит, что это святая вода и использовать ее для мытья нельзя (восклицательный знак!). Снизу я пририсовываю небольшую Деву Марию с нимбом, для надежности, хотя в нашей семье все, за исключением Кристо, умеют читать, хотя бы немного. Как любит говорить ба, лишняя предосторожность никогда не помешает. Не помешает, нет!

Я возвращаюсь к гроту и обнаруживаю, что ба уже ждет на скамеечке у реки. Никого из наших не видно. Ба беспокоится за деда Тене, но я так проголодался, что сил беспокоиться у меня нет, и мы отправляемся на поиски обеда. В конце концов нам удается отыскать одно место, почти в черте города, где можно получить обед за prix fixe[15](это даже ба понимает без перевода) в пятнадцать франков. Это дешево. Еда оказывается очень вкусной — омлет и горка нарезанной тонкими ломтиками хрустящей жареной картошки, которую здесь подают с майонезом. Это непривычно, но аппетитно. Бабушка, к моему удивлению, ест, а при обычных обстоятельствах она бы даже не притронулась к еде, приготовленной горджио. Она в таком хорошем настроении, что я высказываю идею о переселении во Францию. Ба улыбается усталой улыбкой, как всегда, когда я несу какую-нибудь забавную чепуху. По-моему, она не догадывается, что я вполне серьезен.

Потом, вечером, после того как объявляется дед Тене, — он обнаружил какой-то бар и разговорился там с французским цыганом, — а Иво с Кристо возвращаются из купальни, мы снова идем к гроту. В темноте он выглядит намного красивее: зажжены все свечи в большой штуке, похожей на люстру, и статую Марии озаряет мягкий свет, так что она больше не кажется пластмассовой, а становится почти похожей на живого человека — или на видение вроде того, что много лет назад явилось Бернадетте. Повсюду вокруг — по всему городу, на крутых лесистых холмах — горят огни, а на самом высоком, почти в поднебесье, светится огромный крест. Ночь безветренная и теплая. На деревьях стрекочут насекомые, в темном небе мерцают миллионы звезд — их намного больше, и они намного ярче, чем дома.