Тайна Шерлока Холмса - Джерард Келли

— Можно? — вдруг попросил инспектора Кингсли. — Последняя просьба осуждённого.

Бредстрит на мгновение замялся, но всё-таки дал фляжку американцу.

— Спасибо, инспектор, я вам безгранично признателен, — промолвил Кингсли, сделав большой глоток, и даже вяло улыбнулся: — Должен выразить вам, инспектор, своё восхищение. Быстро же вы меня нашли. Я и не подозревал, что в английской полиции служат столь проницательные люди.

Бредстрит поморщился и, громко кашлянув, произнёс:

— На самом деле ваш комплимент не по адресу. Его заслуживает джентльмен, который сидит рядом с вами. Позвольте вам представить сыщика-консультанта мистера Шерлока Холмса с Бейкер-стрит и его коллегу доктора Уотсона. Мистер Холмс периодически… помогает Скотленд-Ярду.

Кингсли кивнул мне, после чего с интересом и немалым восхищением воззрился на Холмса:

— В таком случае, сэр, вас можно поздравить. Раз уж вы так быстро вычислили меня, вы обладаете весьма выдающимися аналитическими способностями.

Холмс чуть поклонился и ответил:

— Мне повезло, что вы не профессиональный преступник. В противном случае вы бы не оставили столько бросающихся в глаза улик.

Мы уже подъезжали к Скотленд-Ярду. Вскоре наш экипаж остановился, и Джонс, спрыгнув с облучка, открыл нам дверь. Первым вышел Холмс. Затем Бредстрит взял было Кингсли под руку, как вдруг американец резко рванулся. Сперва я подумал, что он решил предпринять ещё одну попытку сбежать, и потому немедленно обхватил его за талию, однако я тут же понял, что Кингсли плохо. Закатив глаза, он широко разевал беззубый рот, словно пытаясь сделать глоток воздуха. Из горла доносились булькающие звуки.

— О боже! — воскликнул я. — У него сердечный приступ!

Мы вытащили Кингсли из экипажа и положили его на мостовую. Я сделал всё возможное, но мои усилия были тщетны. Бедолага умер прямо у нас на глазах.

Холмс, в отличие от всех остальных, не выказал ни малейшего изумления. Повернувшись к Бредстриту, он произнёс:

— Поздравляю, инспектор. Только что вам удалось сэкономить средства налогоплательщиков, которые в противном случае были бы потрачены на суд и услуги палача.

— О чём вы говорите, Холмс? — выпалил Бредстрит.

— Помните, вы угостили преступника выпивкой? Она вступила во взаимодействие с дурианом, который он предварительно съел, и спровоцировала сердечный приступ.

— Но откуда же мне было знать? — Инспектор раскрыл от ужаса рот.

— Успокойтесь, Бредстрит, — промолвил Холмс. — Вы совершенно правы, вы ни о чём не догадывались. Произошёл несчастный случай. Кингсли покончил с собой.

— Ну и дела! — заметил я несколько позже, когда мы уже ехали с Холмсом домой.

— Согласен, — немного подумав, изрёк Холмс. — Насколько я понимаю, покойный Мервин Кингсли сейчас стоит перед судом куда более высокой инстанции, чем Центральный уголовный суд Лондона.

Я согласно кивнул и пытливо взглянул на Холмса:

— Кто бы мог подумать, что он сведёт счёты с жизнью?

— Например, я, — улыбнулся мой друг. — Я чуть было не остановил Бредстрита, когда он протянул фляжку Кингсли, но потом подумал, что раз Мервин решил свести счёты с жизнью — пусть поступает как хочет.

— Но ведь дуриан он съел давно, во время ужина с Брентвудом, — возразил я.

— Мне следовало сказать вам, Уотсон, что дуриан — а это слово, кстати сказать, на малайском языке означает «шип», — представляет собой нечто вроде большой дыни, покрытой иглами. Внутри твёрдой оболочки — нежная мякоть. Именно из-за внушительных размеров фрукта Кингсли и понадобился такой большой чемодан. Нисколько не сомневаюсь, что после ужина осталась достаточная порция. Именно ею Мервин и позавтракал сегодня утром.

— Вы строите догадки, Холмс? Это на вас не похоже.

— Это не догадка. Не забывайте, я сидел рядом с Кингсли и прекрасно чувствовал запах, который шёл у него изо рта.

— Чёрт меня побери! — пробормотал я.

— Элементарно, мой добрый друг, элементарно, — рассмеялся Холмс.

Во второй половине дня Холмс навестил месье Фонтэна и заверил его, что, вопреки опасениям француза, новость об убийстве, случившемся в его ресторане, не только не отпугнёт публику, но скорее привлечёт дополнительных клиентов.

Вернувшись домой, Холмс торжествующе объявил:

— Сегодня, Уотсон, мы ужинаем в «Золотом петушке». Нас пригласил сам Огюст Фонтэн. Он сказал, что мы можем есть и пить всё, что пожелаем, и оставаться в ресторане столько, сколько заблагорассудится. Поскольку никакой другой платы за проделанную работу я не получил и вряд ли получу, предлагаю извлечь из этого приглашения всё, что только можно.

— Превосходно, Холмс, превосходно! — рассмеялся я. — Как всегда, я с вами!

На моей памяти это была самая ужасная и самая долгая зима с тех пор, как я поселился на Бейкер-стрит. Она никак не хотела уходить. Хотя календарь утверждал, что на дворе уже давно наступила весна, Лондон был по-прежнему завален снегом. При всём при этом из окон нашей квартиры открывался очаровательный вид: солнце играло на покрытых снежными шапками ветвях деревьев, отчего они так и просились на рождественскую открытку.

Однако вся эта красота меня не радовала: уж слишком неспокойно было у меня на душе. Мне предстояло достаточно неприятное дело: попросить Шерлока Холмса об одной большой услуге. Я тянул с этой просьбой довольно долго, и вот теперь момент настал. Обстоятельства требовали немедленных действий. Мой друг сидел за столом, полностью зарывшись в бумаги и справочники.

— Холмс, — наконец набрался мужества я, — мне крайне неловко отрывать вас от работы, но мне нужно кое о чём вас попросить.

Судя по всему, Холмс пропустил мои слова мимо ушей. Он не двинулся с места, даже позы не переменил.

— Холмс, вы не могли бы уделить мне минуту внимания? — предпринял я ещё одну попытку.

Холмс тяжело вздохнул и недовольным тоном произнёс:

— Ну что ещё, Уотсон? Вы же знаете, я не терплю, когда меня отвлекают от работы.

— Простите, старина, но мне крайне важно с вами переговорить.

Холмс обречённо отложил перо и, скрестив на груди руки, откинулся в кресле:

— Что ж, говорите, и покончим с этим.

— Мне прекрасно известно, что вы по уши в делах, но у меня к вам вопрос личного характера. Меня просили, нет, даже умоляли, уговорить вас помочь в одном деле. Моя племянница Анна, в которой я души не чаю, находится в отчаянном положении.

— Мне очень жаль, Уотсон, но об этом не может быть и речи. — Холмс снова взял в руки перо и принялся что-то писать.

Однако я не собирался отступать: