Богдан Хмельницкий. Искушение - Сергей Богачев

При этих словах лицо Богдана просветлело. Видно было, что Хмельницкому сейчас не до боевых подвигов, у него в голове были совсем иные планы.

За дружеской беседой кумовья просидели до поздней ночи, а потом, захмелев, повалились спать.

Рано утром их разбудили крики:

— Пан полковник, под Чигирином наши на татарский отряд напоролись! Срочно помощь нужна!

Кричевский быстро вскочил с постели и, наскоро одевшись, выбежал во двор, где его ожидали всадники. Рядом с ним оказался и Богдан.

— Добрый конь для меня найдется? Тогда и я с вами! — крикнул Хмельницкий и уже оседлал было поданного ему коня, но полковник умерил его прыть.

— Ты, никак, забыл про наш вчерашний разговор? А ну, хлопцы, несите атаману кольчужку! Береженого Бог бережет, да и божий человек зря болтать не станет… — последние слова он прошептал Богдану уже на ухо.

Два десятка воинов Войска польского во главе с полковником Кричевским и сотником Хмельницким галопом понеслись по белому снегу в сторону Чигирина. К полудню они добрались до Тясмы. Там, у леса, жовниры рубились с татарами. Издалека слышались крики, лязг железа и стоны раненых. Видно было, что силы не равны — татары имели явное преимущество.

Кричевский оголил саблю и, скомандовав отряду «Вперед!», ринулся в бой. Они ворвались в гущу нестройных татарских рядов, отбили своих братьев и погнали врагов к реке.

И вот когда исход битвы был уже предрешен, Кричевский заметил, как один из его жовниров замахнулся на Хмельницкого саблей. «Хмель, берегись!» — только и успел прокричать полковник, но клинок уже опустился на шею Богдана.

* * *

И все же он успел немного уклониться. Смягчила удар и предусмотрительно надетая кольчуга. Сабля почти прорубила ее мелкие кольца, оставив невредимыми несколько железных звеньев, защитивших шею сотника.

— Ах ты ж, падлюка! Держите, хлопцы, этого Иуду! Только не рубите, надо еще узнать, кто его надоумил на такое злодейство! — приказал Кричевский подоспевшим казакам. Сам же он едва успел подхватить падающего с коня кума, не дав ему на всем скаку удариться о землю.

Вечером в чигиринском доме Кричевского сидели за столом полковник с сотником.

— А славно у тебя, кум, солдаты сабли точат… Еще немного — и не сидел бы я сейчас с тобой, а вез бы ты мое тело в Суботов несчастным моим детям, — с кривой улыбкой на устах промолвил Богдан, рассматривая изрубленные кольца кольчуги.

— Вот мы сейчас и разберемся с этим рубакой. А ну, ведите его сюда, хлопцы! — приказал полковник.

Два реестровых казака ввели в комнату жовнира со связанными сзади руками. Несмотря на приказ Кричевского не трогать шляхтича, вид у него был жалкий: губа разбита, левый глаз затек, веко уже стало багрово-синим, да и изодранная одежда свидетельствовала, что пану досталось по ребрам от казаков.

— Как тебя звать? Кто подговорил тебя напасть на сотника? Признавайся, злодей! — грозно прорычал пан Станислав.

— Вельмошановный пан полковник, не велите казнить, — взмолился жовнир, падая на колени перед Кричевским. — Дашевский мое имя, служу у вас совсем недавно. Видит бог, не хотел я причинить вреда пану сотнику. Принял его за татарина, я же раньше не видел его в нашем полку.

— Брешешь, собака! Да как же ты мог меня принять за татарина, ежели я ехал рядом с паном полковником вас от басурман вызволять! Говори правду! — тут уже не сдержался и сам Богдан, выскочив из-за стола.

— Погоди, кум. Как, говоришь, тебя кличут, Дашевский? Не может того быть…

Словно увидев нечистого, Кричевский повернулся к католическому кресту, висевшему на стене его комнаты, и перекрестился.

— А ну-ка, хлопцы, выведите этого рубаку во двор, всыпьте ему для начала плетей, а потом заприте на три дня в холодную, пусть остынет.

Недоумевающие казаки подхватили молившего на коленях о пощаде жовнира и вытащили его из комнаты. Хмельницкий тоже не понял, почему полковник прекратил допрос. Он был уверен, что Дашевский сознательно, по чьей-то подсказке, нанес ему коварный удар.

Едва закрылась дверь, Богдан набросился на кума:

— Что ж ты его не допросил? Неужели поверил, будто он принял меня за татарина? Да понятно же, что его подослал Чаплинский, чтобы избавиться от меня.

Хмельницкий со всего размаху стукнул кулаком по столу и, поднявшись, подошел к окну. Он увидел, как казаки выволокли Дашевского во двор и привязали к лавке, оголив спину. Рядом в ведре с водой уже стояли розги. Жовнир визжал как свинья, пытаясь избежать наказания. Несмотря на то что этот человек чуть не отобрал его жизнь, Богдану было неприятно смотреть, как его будут наказывать.

— Так что случилось, кум? Какая муха тебя укусила, ты отпустил этого злодея, не узнав, кто его подослал? — спросил он, вернувшись к полковнику.

— Да я смотрю, ты наш вчерашний разговор совсем забыл? Припоминаешь, я тебе рассказывал про паломника Лариона Добродумова — послушника Донского монастыря, который, возвращаясь из паломничества по святым местам, специально тебя разыскивает? А может, ты забыл, что паломник тот предрекал тебе опасность в бою и даже имя врага назвал — Дашевский! — напомнил Кричевский сотнику.

Услышав это, Богдан слегка побледнел и опустился на лавку.

— Важно не то, кто его подослал, а то, что сбываются слова Лариона. А значит, и про клад он не просто так рассказывал. Вот что, кум, надо нам за этим паломником в Чернобыль возвращаться. Дай бог, чтоб он хворь поборол. Я с ним своего Василя оставил, денег на лекаря ему дал.

— Ну, раз так, выходит, он мне жизнь спас. И теперь я обязан найти его. Утром поеду ненадолго на хутор, возьму снадобья, которые мне Мотрона из целебных трав готовила — она в этом понимает, — и к вечеру вернусь в Чигирин. Собирайся, кум, в дорогу, поедем за твоим божьим человеком, — сказал Хмельницкий и ушел в свои покои спать.

Возвращаясь домой ранним утром следующего дня, сотник не стал гнать лошадь, в пути ему хотелось немного поразмыслить над жизнью. С одной стороны, он верный слуга короля Владислава, но с другой — польская шляхта ведет себя в Диком поле как единовластный хозяин, все больше и больше притесняя казачество. Многие его братья, которых обобрало до нитки шляхетное панство, не вынесли издевательств и ушли на Запорожье. Там они почувствовали себя по-настоящему свободными и независимыми. Хмельницкий понимал своих товарищей по оружию, но считал, что бунт не выход для казаков. Пока король на их стороне, негоже казакам против законной власти идти.

С такими тяжкими думами Богдан добрался до Суботова. Въезжая на подворье, он увидел чужих лошадей. Почуяв неладное, Хмельницкий ворвался в дом. От представшей картины кровь в его жилах закипела. За столом сидели подстароста Чаплинский и его зять Коморовский и смеялись во все горло. Мотрона прислуживала непрошеным гостям.

* * *

Увидев Хмельницкого, гости тут же замолчали, они явно не ожидали возвращения хозяина. Мотрона же забилась в угол и, потупив глаза, стала теребить платок.