Афины. История великого города-государства - Брюс Кларк

загадочного изречения дельфийской жрицы. Хотя афинянам угрожают страшные беды и утраты, сказала она, их защитят «деревянные стены». Фемистокл понял это пророчество так, что граждане города найдут защиту не в наземных укреплениях, а во вновь построенном им флоте.

Ясно, однако, что исход населения не был поголовным. Некоторые, возможно, предпочли остаться в городе по своей воле, а другим, возможно, было приказано остаться. По несколько путаному, но все же информативному рассказу Геродота кажется, что, когда персы приступили к уничтожению священной твердыни, на Акрополе и в его окрестностях оставалось несколько категорий людей. Там были жрицы, охранявшие самые священные места, хотя один из наиболее почитаемых предметов, деревянную статую Афины, заблаговременно увезли. Были и наиболее упорные защитники города, не поверившие в предложенное Фемистоклом толкование пророчества о деревянных стенах. Кроме того, как и при любой поспешной эвакуации, наверняка были и те, у кого не было физических сил бежать.

Штурм Афин возглавил сам Ксеркс. Он велел своим воинам занять позиции на холме Ареопага, рядом с западным склоном Акрополя. Искусные персидские лучники обернули свои стрелы грубой тканью, зажгли их и послали в направлении священной цитадели, надеясь поджечь деревянные укрепления. Но защитники Скалы держались стойко, забрасывая всех приближавшихся к ним камнями и обломками мрамора – предположительно найденными на месте неоконченного строительства. Наконец несколько персов проникли на Скалу, поднявшись от пещерного святилища Аглавры; этот маршрут часто служил путем на самую священную возвышенность города. Некоторые из защитников в отчаянии бросились со Скалы; другие попытались спрятаться.

Добравшись до плато, считавшегося неприступным, персы без разбору перебили тех, кого там нашли, сожгли здания и разбили статуи. Немецкие археологи, проводившие на этом месте раскопки в XIX в., придумали для описания обломков, оставшихся после этой оргии разрушения, в том числе многочисленных великолепных предметов черно- и краснофигурной керамики, посвященных Афине, термин Perserschutt, то есть «персидский мусор». Все, что было изготовлено из золота, серебра или бронзы, было переплавлено или по возможности увезено в Персию.

Захватчики не проявили уважения к тому сверхсвященному месту, на котором Афина и Посейдон состязались за право быть верховным покровителем города: они подожгли ту самую оливу, которая, как считалось, выросла по приказанию богини. Откуда они знали, что и где находится на Акрополе? Геродот твердо уверен, что в составе персидского войска были озлобленные афиняне, все еще тосковавшие по временам правления Писистрата и его сыновей. По-видимому, они считали иноземное вторжение лучшим средством восстановить свое собственное господство над городом.

Будь то из собственного подсознательного почтения Ксеркса ко всему священному или из его сочувствия афинским друзьям, но в некоторый момент он, по-видимому, усомнился в своей правоте. Может быть, ему показалось, что святотатство зашло слишком далеко; а может быть, он ощутил потребность восстановить святость Скалы. Как сообщает Геродот, он призвал к себе афинских изгнанников, сопровождавших его войско, и велел им подняться на Акрополь и принести жертву по освященному веками обряду. Вскоре вернувшиеся изгнанники почувствовали, что божественные силы, всегда присутствовавшие в этом священном месте, все еще оставались там:

Эту-то маслину варвары как раз и предали огню вместе со святилищем. На следующий день после пожара афиняне по приказанию царя пришли в святилище и увидели, что от пня пошел отросток почти в локоть длиной.

Тем временем вести о разрушении великой твердыни потрясли греческие войска, находившиеся неподалеку и готовившиеся отразить наступление персов на суше и на море. Но тактика дальнейших действий стала предметом споров. Военачальники с Пелопоннеса полагали, что больше не имеет смысла сражаться за Афины или даже их ближайшие окрестности. Их интересовала организация последнего рубежа обороны на перешейке, соединяющем их огромный полуостров в форме зуба с прочей Грецией. Такой крах эллинского единства привел Фемистокла в ужас. В нескольких лихорадочных совещаниях с прочими греками он употребил все свои способности по части убеждения, манипуляций и уловок, чтобы склонить их к другому мнению.

Афинскому командующему нужно было убедить как персов, так и своих собственных союзников, эллинов, дать бой в узком проливе, отделяющем от материка остров Саламин. Как и при Марафоне, сражение на ограниченном пространстве должно было дать преимущество защищающимся. Подобно нынешнему Марафону, нынешний Саламин пользуется меньшей, чем он того заслуживает, популярностью у туристов. Туда ездят небогатые афиняне, но туроператоры оставляют его без внимания. Однако всякий ступивший на этот остров, до которого можно добраться на пароме из закопченного промышленного порта Пирей, сразу же видит, почему Фемистокл хотел заманить персидский флот именно в этот узкий водный проход.

Добился он этого при помощи, говоря языком специалистов по военному планированию, операции психологического воздействия, столь же изящной, сколь и изобретательной. Один из наиболее доверенных его помощников, некий Сикинн, был отправлен в персидский лагерь, находившийся на материке, с посланием к командующим персами. Послание это было составлено с хитроумным расчетом:

Эллины объяты страхом и думают бежать. Ныне у вас прекрасная возможность совершить величайший подвиг, если вы не допустите их бегства. Ведь у эллинов нет единства, и они не окажут сопротивления: вы увидите, как ваши друзья и враги [в их стане] станут сражаться друг с другом[27].

Другими словами, персов уверяли, что они смогут запереть всю склочную греческую коалицию, перекрыв с обоих концов Саламинский пролив. Они начали патрулировать восточную часть пролива и одновременно с этим высадили отряд на островке Пситталия, лежащем в его середине. Они уверенно ожидали, что море вскоре начнет прибивать к берегу этого мелкого клочка земли трупы и обломки судов. Тем временем египетские корабли были отправлены вокруг острова, чтобы перекрыть второй выход из пролива.

Все это было на руку Фемистоклу. Персы были готовы попасть в его ловушку, а у союзных ему греков не оставалось другого выхода, кроме вступления в бой. Ученые до сих пор спорят о том, чем занимались персы в ночь перед этим великим сражением. Возможно, они вошли в пролив в темноте и начали выстраивать корабли для рассветного столкновения с неприятелем, которого они считали деморализованным и дезорганизованным. Либо же они могли остаться вне пролива в ожидании дневного света, который облегчал навигацию.

Титаническая схватка между двумя армадами произошла утром 29 сентября. Ксеркс наблюдал за разворачивающимися событиями с золотого трона, установленного на горе Эгалей на западном краю Афин. Он ожидал увидеть окончательное торжество войска, которое он с таким трудом привел в Грецию, и окончательное унижение греческого неприятеля, так долго ускользавшего из-под его власти. Однако увидел он нечто совершенно другое. Греческие экипажи (в особенности афинский отряд, занимавший левый фланг) вовсе не были дезорганизованной толпой – это