Ирландская принцесса - Эми Фетцер

Поступай с ними как знаешь! Мне все равно!

Наступили сумерки, Гэлан с невестой преклонили колена перед священником, и тот благословил их и окропил святой водой. Принцесса в темно-зеленом наряде, традиционном для этой суровой земли, была несказанно хороша. Гэлан любовался ее прекрасным лицом и вслушивался в звонкий, решительный голос, повторявший слова священного обета.

Потом он надел ей на палец обручальное кольцо Сиобейн подняла на англичанина раздраженный взгляд. Но он не дал ей возможности открыть рот, решительно привлек к себе и поцеловал, чувствуя, как постепенно уходит сковавшее ее напряжение.

Да, против этого она не умела бороться! А Гэлан Пендрагон отлично знал, как использовать слабость противника!

Рианнон еле сдерживала возмущение, следя за затянувшимся поцелуем. Рэймонд Де Клэр улыбался во весь рот. Преподобный О'Доннел наклонился, как будто хотел высмотреть просвет между притиснутыми друг к другу телами, и ухмыльнулся каким-то своим мыслям. Наконец парочка нашла в себе силы прервать поцелуй. Сиобейн раскраснелась как маков цвет и потупилась.

— Теперь ты моя жена, — многозначительно промолвил Гэлан, и сердце ее тревожно встрепенулось.

Сиобейн посмотрела на него, потом на окружавшие их лица — и весело улыбнулась. Она обошла всех гостей, пока наконец не оказалась перед Рэймондом Де Клэром.

Он с важным видом развернул длинный пергамент и начал читать вслух:

— «Согласно высочайшей воле его королевского величества Генриха Плантагенета, с той минуты, как сэр Гэлан Пендрагон поставил здесь свою подпись, он принял на себя обязанности наместника короля Генриха Второго и клянется по справедливости править землями до самой северной границы наших владений, а также охранять нашу границу на море. Все эти земли Гэлан Пендрагон получает в награду за преданность и отвагу и спасение жизни своего суверена…»

Сиобейн ткнула в бок Гэлана и прошипела:

— Так тебе вовсе не обязательно было жениться на мне, чтобы получить Донегол?

— Я не такой человек, каким был О'Рурк, Сиобейн! Ты должна дать мне шанс доказать это, прежде чем станешь меня судить! Ты вообще способна подумать обо мне что-то хорошее?

— Послушай, ты уже взял все, что хотел. Неужели этого мало?

— Я хочу лишь одного — чтобы вы честно выполняли условия сделки, миледи!

— Я честно стану изображать на людях твою преданную жену, — ответила она. — А ты позволишь моему народу жить по-прежнему и не будешь позорить меня, изменяя с другими женщинами!

Гэлан удивился:

— Если я бастард, это еще не значит, что я ловелас! Или у тебя есть особые причины говорить об этом? Я угадал?

Ни за что в жизни она не станет рассказывать о том, как унижал ее Тайгеран!

— Ты пообещал, что не возьмешь меня силой, но для такого любвеобильного типа, как ты…

— Впервые в жизни слышу про себя такое… Или мне следует беспокоиться о тебе и Магуайре?

— Нет, милорд, я тоже буду хранить вам верность. Но Йэн не просто мой друг детства.

— То есть? — насторожился Пендрагон.

— Когда-то мы были помолвлены.

Гэлан вскинулся, словно от острой боли, пронзившей грудь.

— И почему не поженились?

— Клан О'Рурков готов был вырезать весь наш род. Все так просто… Она принесла себя в жертву.

— А когда не стало Тайгерана?

— Прошло слишком много времени. К тому же теперь это уже не важно.

Гэлан чувствовал, что это не так. Хотел бы он знать, что удержало вчера Магуайра от нападения на замок! Неужели ирландец смирился с тем, что во второй раз отдает любимую женщину в руки кровного врага? И без того робкую надежду на счастье замутила мрачная мысль: а что, если ее сердце по-прежнему разрывается между О'Рурками и Магуайрами? Что же тогда останется ему? Он откинулся в кресле и приказал:

— Ступай наверх!

— Твое право отдавать приказы еще не означает твою власть надо мной, Пендрагон! — возмутилась принцесса.

Она резко поднялась с места и пошла через толпу, ни разу не оглянувшись.

Гэлан смотрел ей в спину, мучаясь от собственной беспомощности. Он ни на шаг не приблизился к тому, чтобы понимать свою упрямую, своенравную и дерзкую супругу.

Она уже почти скрылась в сумраке длинного коридора, когда Гэлан догнал ее и легонько тронул за локоть. Сиобейн испуганно оглянулась. Когда англичанин поднял руку, она невольно зажмурилась. Сердито хмурясь при виде этого страха, он осторожно провел рукой по бледной щеке.

— Милая, мы стали мужем и женой. Почему ты так противишься мне? Мы обменялись брачными обетами, а ты все равно продолжаешь относиться ко мне как к грабителю и вору!

— Ты пришел сюда, прикрываясь знаменем короля, который нас считает кучкой грязных дикарей, неспособных жить без английской опеки! Даже церковь благословила его на этот поход!

— Ты что же, не веришь в Господню благодать?

— Конечно, верю! — горячо воскликнула она. — Но я не менее горячо верю и в древнюю мудрость и не могу не уважать наши обычаи! Ты удивишься, если узнаешь, как много церковных обрядов основано на языческих таинствах!

Она прошла немного дальше по коридору и отперла одну из тяжелых дверей. Войдя в комнату, Сиобейн зажгла толстую восковую свечу, достала из сундука тяжелую книгу и расстегнула застежку на кожаном переплете. Она повернула книгу ближе к свету и прочла несколько абзацев с описанием языческого праздника.

— Скажи, тебе это ничего не напоминает?

— Пасху, — промолвил он и добавил, послушав новые главы: — А это Рождество… И День всех святых!

— Я очень дорожу этой книгой, она досталась мне от деда, — призналась принцесса с легким вздохом. — Как хорошо, что это все удалось сохранить! — Она обвела рукой затхлую комнату, заставленную сундуками со старыми книгами и одеждой. — Приятно думать, что мое наследство не пропадет в пожаре или грабительском набеге!

— Уж не хочешь ли ты сказать, что находишь выгоду в нашем браке?

— Хочу. — Она улыбнулась, посмотрев ему в глаза.

Сердце замерло у Гэлана в груди — если бы она улыбалась так все время! В такие минуты больше всего на свете он желал завоевать сердце этой стойкой и мудрой женщины. Но их по-прежнему разделяла целая пропасть…

— Коннал наверняка будет благодарен тебе за то, что ты позволил мне сохранить эти книги.

— Сомневаюсь, — помрачнел он. — Он едва меня замечает!

— Он всего лишь ребенок! — с невольным сочувствием возразила принцесса. — Он принимает все таким, как есть, и, к несчастью, успел проникнуться общим духом неприязни к англичанам.