Я - Егор Мичурин

ели в местных ресторанчиках и кафе, много фотографировали, а пара не расставалась с видеокамерой. Я же, пока актеры делали свою работу, готовил еще одного, второго после себя человека в этой грустной пьесе. Через пару дней после прибытия последнего из туристов, высокий молодой человек приятной наружности арендовал на два месяца квартиру в престижном спальном районе. Еще через полторы недели туристы, также по очереди, покинули гостеприимный город. Получив достаточное количество материала, снабженного подробными описаниями и комментариями, я принялся за его изучение, а в городе Х молодой человек тем временем взял напрокат недорогую машину популярной марки и бросового цвета. Прошло две с половиной недели, и я снова вызвал к себе гримера и написал специалисту по электронике. Два дня спустя, на обычном рейсовом автобусе ты прибыл на место работы. На часах светились цифры 00:35. Я не стал брать такси и пошел пешком. Все необходимое уместилось в средних размеров спортивную сумку.

Я шел по городу и резал пополам сонную улицу, мой мозг купался в музыке, которая грозила вот-вот прорваться сквозь хрупкую оболочку черепа и заполнить собой город, от дна канализационных люков, до крыш самых высоких небоскребов. Оставалось идти еще около получаса.

Дверь мне открыл молодой человек, успевший примелькаться соседям и даже пофлиртовать с симпатичной и одинокой девушкой, жившей двумя этажами выше. Кивнув друг другу, мы разошлись по разным комнатам. Наутро, вытряхнув из сумки кучу деталей, знакомых каждому радиолюбителю, я отобрал нужные и принялся за в общем несложную, но кропотливую работу. Через пару часов, когда я уже заканчивал, в комнату вошел сосед по квартире. На тыльной стороне его правой ладони наливался кровью свежий порез. Он молча поставил передо мной йод, бутылочку некоего средства из хозяйственного магазина, три упаковки разных, но одинаково хорошо известных таблеток, мыло и коробку шурупов. Вы снова кивнули друг другу, и он вышел. Из коридора раздался грохот, будто рухнула полка с книгами, висевшая недалеко от входной двери. Так оно и было, но помог ей упасть мой сосед, также как он за минуту до этого резал свою руку. Высокий молодой человек старался оправдать все свои покупки.

На следующий день все было кончено. В СМИ пронеслись сводки о бандитах, бесчинствующих в городе, о разборках и сведениях счетов, о зверстве и о развороченном дорогом автомобиле, который никак не могли потушить… Уголовное дело поставили на контроль в мэрии, полиция рыла носом землю, было задержано семь человек, но вскоре их пришлось отпустить за недостатком улик. Безусловно, самым перспективным казался приезжий молодой человек, но его железное алиби разрушило начавшуюся было проработку этой версии. Ему даже не смогли продлить подписку о невыезде. Следствие зашло в тупик, покрутилось в нем еще годик и начало забывать о многотомном деле, стоящем в архиве на одной из дальних полок. Молодой человек пожил на съемной квартире еще неделю и уехал из города в неизвестном направлении. Дома его ждала жена, а в банке лежала кругленькая сумма.

Тем утром, после удачно выполненного заказа, я уехал на автобусе домой. Машина популярной марки была припаркована в том же переулке, где ее заботливо оставил для меня молодой человек, отправившийся обеспечивать себе алиби, способное внушить полицейским ищейкам непоколебимую веру в его непричастность к произошедшему. Весь мусор, оставшийся после изготовления самодельной бомбы, лежал в трех мусорных баках на окраине города. А впереди был месяц заслуженного отпуска после полугода напряженной работы и трех блестяще выполненных заказов.

Я отлично высыпался и даже во сне ни разу не вернулся к тому моменту, когда нажимал кнопку радиодетонатора и наблюдал, как разрывает в клочья моего отца, заказанного моей матерью.

Я на незнакомой звезде

Тот же двор с покосившимися, давно некрашеными скамейками. Те же простыни, развевающиеся белыми флагами над покрытой асфальтом площадкой. Те же тополя, клены и одинокая ива чуть в стороне, та же ежевика, оплетающая забор-сетку, который называется рабица. Та же пыльная, местами пожухлая и вытоптанная, трава. Скрип ржавой карусели. Пыль, поднятая бегающими мальчишками. Тощий грязно-рыжий кот. Завалившийся набок бордюр. Тени. Запахи. Жара. Крики. Двор. Классики, голуби, мусорка, машины, кусты, простыни, скамейки, мальчишки, карусель, двор…

…Просто где-то на обочине бытия прямо в тротуар неизвестности вросло дерево. Дерево утраченного. С листьями-чувствами, ветками-людьми, корой-жизнью, стволом-надеждой и корнями, уходящими глубоко в неизвестность.

И я, обособленный двумя сумками, как деепричастный оборот запятыми, посреди этого двора, оглушенный, ослепший, утонувший в потоке образов, мыслей, воспоминаний. Гаснет улыбка, неизбежно мелькающая на лице при словах «мой двор». Мне не до мимики, лицо существует отдельно от меня, оно осталось где-то там, позади, за поворотом, из-за которого не видно этого старого, пыльного, советского до слез двора. Я обесточен, спрятан за щелчком замка, я не умею впитывать звуки, запахи, и глаза не видят из-за непрозрачной пленки прошлого, которое проглотило меня, не разжевав. Нет души, мыслей и бога, нет ни одного чувства и никаких ощущений, нет неба и земли, цвета и света, нет здесь и сейчас, нет меня.

И где-то совсем в другой стороне, в другом времени, и, может быть, вообще в другом измерении был закат, настоящий и фальшивый, с пугающим багрянцем неба и неумолимо тонущим в море шаром, растворяющий и подчиняющий, стягивающий весь свет и все цвета в одну точку, оставляющий этот мир в темноте и обещающий сожрать все звезды и луну впридачу; он играет "Apocalypse please" Muse и требует подчинения, он подминает под себя и заставляет склониться; он – закат, просто закат, но…

Страшно и странно. Потому что в ускользающей от сознания параллельности в то же время кем-то был задушен восход.

Наверное, это правильно и… красиво. Может быть, это справедливо, и уж наверняка загадочно. Нельзя сказать, чтобы это было оригинальным, но и банальным это тоже назвать нельзя. Это, скорее, капельку необычно и совсем чуть-чуть экстравагантно, но, в то же время, дурновкусием это и не пахнет. Кто-то даже скажет, что это, несомненно, гениально, хотя большинство все же согласится с тем, что это талантливо и, без всякого сомнения, мило. И уж точно, это достойно большего. Большего, чем быть просто «этим», неназванным и никем не виденным «этим» на беззвестной планете где-то неподалеку от созвездия Кассиопеи.

Как в фильме «Интерстеллар», книжный шкаф становится целым миром. Страницы листают попеременно то мои пальцы, то ветер, и я лежу посреди своего – «моего»! – двора, прямо на траве, как будто мама не будет ругать за пятна от травы на и