Сабля Багыра. Вооружение и военное искусство средневековых кыргызов - Юлий Сергеевич Худяков

вскоре можно было снова идти в бой. В боях и походах кыргызы распространились по всей бескрайней степной Азии. В долине Енисея, их метрополии, кыргызских кочевников осталось совсем немного. Некому стало поддерживать прежние традиции, сооружать грандиозные курганы, устанавливать знаменитые «камни войны». А когда спустя два столетия часть кыргызов под давлением кара-киданей и кайманов вернулась на Енисей, прежняя традиция была прочно забыта.

Кыргызский воин должен был остаться героем и образцом для подражания среди соплеменников и подрастающего поколения и после своей гибели. Для того, чтобы память о героях жила в веках, и проводились пышные траурные торжества и сооружались величественные мемориальные курганы.

Глава IV

Звездный час военной истории кыргызов

Кыргызское великодержавна

После двадцатилетнего затишья, в 820 году вспыхнула новая, ожесточенная и беспощадная, война между властителями Центральной Азии уйгурами и их извечными противниками непокорными кочевниками минусинских степей кыргызами. Как никогда прежде все складывалось удачно для кыргызов: выбор момента начала войны, дезорганизация противника, благоприятная внешнеполитическая обстановка. Их грозный противник Уйгурский каганат ослаб, раздираемый внутренними раздорами, бесчисленными государственными переворотами, борьбой за власть между правящим уйгурским родом Яглакар и племенем эдизов. За несколько лет до начала войны на престоле сменилось семь каганов. Не принесла мира и попытка уйгурского Бёгю-кагана объединить все подвластные племена под сенью единой государственной «религии света» — манихейства. Проповеди аскетизма, презрения ко всему бренному и земному были непонятны кочевникам и противоречили их традициям. Упадок Уйгурского каганата был отчетливо виден всем противникам. И это отметили китайские летописцы в своих сочинениях: «Но только уйгуры начали упадать, кыргызский правитель Ажо сам объявил себя ханом, жену — ханьшою, а мать — вдовствующей ханьшою»[69]. Приняв титул хана или кагана, кыргызский правитель тем самым провозглашал свою независимость от уйгуров и претендовал на господство над всей Центральной Азией. По представлениям кочевников, в степи мог управлять только один каган, который должен был подчинить себе «все народы, живущие за войлочными стенами», то есть в юртах. Уйгурский каган принял вызов, «послал министра с войском». Так началась новая кыргызско-уйгурская война.

Кыргызы тщательно и долго готовились к войне. Их правители заключали дипломатические союзы с противниками уйгуров, тюргешами и карлуками, жившими на Тянь-Шане, а также тибетцами. Для этого они брали в жены дочерей у правителей этих народов и становились их родственниками. Так, мать Ажо была дочерью кагана тюргешей, а его жена — «мудрая хатун» была дочерью правителя карлуков. И тюргеши, и завоевавшие их земли карлуки были соперниками уйгурских каганов. Кыргызам удалось объединить против уйгуров всех их недругов. Почти одновременно с кыргызами против уйгуров выступили тибетцы. Тибетский полководец Шан-Шацзан во главе большого войска разбил уйгурскую армию и вторгся в долину Орхона, пришел под стены уйгурской столицы Орду-Балыка. Уйгурское государство оказалось на краю гибели. Однако в этот момент уйгурам улыбнулось счастье. Внезапно умер тибетский государь, и Шан-Шацзану пришлось срочно возвращаться с войском в свою страну, чтобы сохранить спокойствие в государстве. Этот полководец очень пренебрежительно отзывался об Уйгурском каганате: «Уйгурия, в сущности, небольшое государство. Некогда я вел с ней войну и подошел вплотную к ее столице, когда смерть государя потребовала моего срочного возвращения. В военном отношении она даже не может считаться нашим соперником»[70]. Вероятно, уйгуры не смогли бы устоять, если бы кыргызы согласованно ударили на них с севера одновременно с тибетцами. Но этого не произошло. То ли гонцы не смогли пройти сквозь вражескую территорию, то ли Ажо не захотел, чтобы лавры победителя достались Шан-Шацзану, но сокрушить Уйгурию в 821 году не удалось. Война затянулась на долгие двадцать лет. Военные действия между кыргызами и уйгурами происходили в основном на территории Тувы. Уйгуры создали в Туве мощную оборонительную систему из нескольких крепостей, соединенных между собой длинной оборонительной стеной, получившей впоследствии название «дорога Чингиз-хана». Кыргызские отряды совершали дерзкие набеги из-за Саянского хребта, уйгуры оборонялись. Они были вынуждены держать на фронте большое войско, чтобы не допустить прорыва кыргызов в долину великих озер и далее в степи Монголии.

Еще накануне войны кыргызский правитель Ажо создал в своем государстве централизованную военно-административную систему. Все мужское население было разделено на военные отряды численностью по пять, десять, пятьдесят, сто, тысяче и десять тысяч воинов[71]. Благодаря этой «азиатской десятичной системе» войско формировали не вожди племен и родов, беги, а военачальники, назначенные каганом. В ходе упорных боев кыргызам удалось сломить отчаянное сопротивление воинственных северных племен бома и обезопасить свою армию от возможного удара с тыла. Кыргызское войско было перевооружено мощным наступательным оружием и надежным защитным вооружением. Были образованы отряды тяжелой панцирной кавалерии, из которых создали гвардию кагана, ударную часть кыргызского войска. Все было готово к решающему удару. Военные победы в боях с уйгурами вселили в кыргызов веру в победоносное завершение войны. Кыргызский правитель Ажо послал уйгурскому кагану дерзкое послание: «Твоя судьба кончилась! Я скоро возьму золотую твою орду! Поставлю перед нею моего коня! Водружу мое знамя! Если можешь состязаться со мною, то скорее приходи, если не можешь, то скорее уходи!»[72]. В этих словах отразилась его воля и уверенность в победе, стремление вызвать врага на «последний и решительный бой».

Военные неудачи и угроза кыргызского вторжения усилили нестабильность власти в Уйгурском каганате. За время войны на престоле сменилось несколько каганов. К военным неудачам прибавились природные катаклизмы, голод и падеж скота. Беда никогда не приходит одна. Однако и в этот критический момент уйгурская знать, придворные кагана продолжали алчно грызться за власть. В 839 году первый министр Гьегяньгяс совершил переворот. Малолетний каган Кэси Торэ был вынужден упасть на колени перед всесильным временщиком и молить о пощаде. Случившееся потрясло всех уйгуров. Всемогущий, «небом рожденный» каган просит и унижается как простой смертный. Вера в божественное происхождение и непобедимость каганской власти, ее авторитет упали до нуля. Временщик Гьегяньгяс творил скорый суд и расправу. Казнил одного за другим своих врагов, соперников и просто недовольных. Попал в немилость и его давний соперник, командующий уйгурской армией на войне с кыргызами полководец Гюйлу Мохэ. Чтобы спасти себя и своих приближенных, Гюйлу Мохэ изменил Уйгурии и перешел вместе