Полюс вечного холода - Александр Руж

поклялся Юргэн во всеуслышание и, поскольку возражений не последовало, счел, что предложение принято.

Все догадывались, что движет им не столько стремление к самопожертвованию, сколько желание под любым предлогом покинуть негостеприимные берега Лабынкыра. Однако укорять его, и тем более отговаривать, не имело смысла. У всех теплилось упование, что он доберется до нужного пункта и приведет вооруженный отряд. Лучше Юргэна, знавшего тундровые тропы наизусть, никто бы с этой задачей не справился.

В дорогу он собрался споро, но при этом ничего не упустил: вычистил свое доисторическое ружьишко, проверил, сух ли порох в круглой коробочке из-под ваксы, подточил шершавым камешком лезвие ножа. Не забыл и о еде – набил котомку снедью, которую Генриетта щедро вывалила из общих мешков.

– Бери побольше, – разрешила она. – Путь неблизкий, мало ли…

– Моя голода не боись. Еда по тундре бегает, над тундрой летает. Стреляй и бери.

Исходя из этого соображения, он взял из съедобного в основном сухари, чай и сахар, до которого был охоч.

Арбель хотел отдать ему свой «смит-вессон», а вдобавок и «фроловку», но Юргэн отказался наотрез.

– Моя к свое ружье привыкла. Другая не нужна.

Он заметно воспрял духом, полагая, что главная опасность таится здесь, а дальше, в тундре, ему бояться нечего. В этом была доля истины: нападения медведей и волков Юргэн отражал уже неоднократно и страха перед ними не испытывал. А потусторонние силы Лабынкыра… Против них ни он, ни его сородичи бороться не умели.

Когда Юргэн экипировался и приготовился к марш-броску, Фризе задал самый животрепещущий вопрос:

– В какой день ожидайт зольдатен?

Тунгус призадумался, что-то подсчитал в уме, а затем выдал:

– Моя пойдет отсюда прямо в Оймякон. Без Томтор. Моя ходила скоро. Четыре день туда, шесть день назад. Солдата через тундра ходит медленно.

– Цен таге? Десять сутки?

Юргэн скупым кивком выразил подтверждение и, не тратя времени и слов, ушел в густой, ощетинившийся иголками ельник, который тотчас сомкнулся за ним. Через полминуты уже не слышно было и шагов.

Трое оставшихся путешественников расположились вокруг догоравшего костра. Арбель бросил на головешки охапку валежника, и пламя разгорелось с новой силой.

– Как считаете, Генриетта Матвеевна, не бросит он нас? Уйдет, и с концами… уф!.. Я бы ему не доверял.

– Я тоже не очень доверяю. – Генриетта рассортировывала по мешкам отбракованное Юргэном продовольствие. – Но куда деваться? Я в этих местах впервые, а Юргэн каждую стежку-дорожку знает. Не заплутает… Будем надеяться, что дойдет куда следует и приведет бойцов. Втроем мы здесь ничего не сделаем.

– Гутэ райзе, – резюмировал немец. – Пусть он имеет счастливый путь.

Арбель с Генриеттой расслышали только начало этой фразы, ибо конец ее потонул в душераздирающем выкрике, долетевшем из гущи деревьев, где не так давно скрылся Юргэн. Вскрик этот, в свою очередь, был перекрыт утробным воем, после чего все затихло, лишь хлопали крыльями вспугнутые птицы.

Арбель подскочил, выхватил револьвер.

– Юргэн!

Объяснения были излишними, все и так сообразили, что с тунгусом стряслась беда. Судя по тому, что он не стрелял, его застигли врасплох. А наступившее безмолвие наводило на самые дурные мысли.

Похватав оружие, все трое проломились сквозь частокол растопырившихся елок, выбежали на опушку поблизости от лагеря и натолкнулись на бездыханного Юргэна. Да и как он мог дышать, если его голова со слипшимися от крови волосами лежала отдельно от туловища, сведенного конвульсиями? Побелевшая рука стискивала ружейный приклад, котомка с порванными лямками валялась поодаль.

– Экзитус леталис, – по-латыни подвел итог Фризе, хотя в этом не было необходимости. Все видели, что тунгус мертв. Мертвее не бывает.

Арбель, не выпуская револьвера, обошел опушку. В нем проснулся инспектор угро, он искал следы извергов, совершивших злодеяние.

– Вмятины… одна, вторая… Береза с корнем выворочена… Это не человек! Помните нашего оленя? Его убили похожим манером – снесли голову начисто.

– Не сносиль, – поправил Фризе и указал на ошметки артерий. – Перегрызайт. Гросс животный, ошень большой… Ударяйт лапа, сбивайт с нога и кушайт зубами.

Всех пробрал холод, но при этом по позвонкам покатились клейкие капли. И хотя ничто более не нарушало покоя и птахи, угомонившись, снова расселись по ветвям, близкое присутствие дьявольского отродья ощущалось явственно.

На какие-то мгновения троица окаменела. Всматривались, вслушивались, постигали свершившееся, но не смогли. Это было за гранью человечьего разумения.

Над бренными останками Юргэна низко пролетел ворон, скрежетнул что-то плотоядное на своем языке, взмыл на ель и уселся там в ожидании, когда живые люди разойдутся и позволят приступить к пиршеству.

– Унесем его отсюда, – вполголоса предложил Арбель. – Похороним как подобает…

Ему не перечили. Фризе, прошедший войну фельдшером и не тушевавшийся при виде раскромсанных телес, вынул откуда-то тряпицу, расстелил, перекатил на нее голову Юргэна и завязал узлом. Ни дать ни взять арбуз, купленный на базаре.

Генриетта, как на клюку, оперлась на «фроловку» и с безнадегой выдавила:

– Крышка, товарищи. Без проводника нам отсюда не выйти. Никогда. Королева кавалеру подарила каравеллу…

* * *

Как же славно, перемерзнув, отогреваться возле натопленной печки! Вадим был в исподнем, его верхняя одежда сушилась, распяленная на двух крючьях, от нее шел пар.

Избушка на курьих ножках дивным образом сочетала в себе интерьер аскетичного жилья анахорета и достижения научно-технического прогресса. Буржуйка с вертикальным дымоходом, подвешенный к потолку гамак, стол на одной ножке, табурет и четыре поместительных шкафа – вот все, что составляло обстановку этого жилища. В шкафах обнаружились современные приборы – от барометра-анероида до влагомера. А еще наличествовала керосиновая горелка, на которой дородный хозяин жарил увесистого хариуса, покуда продрогший гость сидел у приоткрытой топки, впитывая живительное тепло.

– Вы знаете, что племена, которые обитают р-рядом, считают вас Улу Тойон, злобным абасом? – спросил Вадим, когда унялась трясучка и оттаявшие губы вновь обрели гибкость, необходимую для речевого общения.

– Впервые слышу, – рассмеялся толстяк. – Но, между нами, у них есть для этого все основания. Во-первых, я редко показываюсь на людях, предпочитаю жить пустынником. Мало ли кто сюда забредет… У отдельных сибирских народностей до сих пор в ходу обряд жертвоприношения. Во-вторых, я иногда использую для отпугивания непрошеных посетителей разные пиротехнические средства. Подобное приспособление используют на кораблях, называется «фальшфейер». Магний, селитра, еще кое-какие ингредиенты – на выходе получаем искры, громкое шипение… одним словом, эффектно. Ну и в-третьих, скит свой я неспроста разрисовал всякими демонами – якуты с тунгусами их тоже страшатся, близко не подходят.

Новый знакомец Вадима оказался занятным. О себе он говорил так:

– Во-первых, зовут меня Артемий Афанасьевич. Имя и отчество старорежимные, но это уж не ко мне претензии… А фамилия моя – как у классического персонажа – Мышкин. Но