Дуэль - Барбара Мецгер

– Ренсдейл, конечно, не откажет мальчику в возможности получить образование, если ему позволит состояние здоровья.

– Скорее, этот простофиля не захочет, чтобы все узнали, что кто-то из Ренслоу – неполноценный человек. Слабое здоровье Троя всегда было для него и Вероники источником стыда.

Йен знал это, подобное отношение было очень распространено в благородном обществе, которое отнюдь не отличалось благородством по отношению к своим калекам и инвалидам.

– Моя родная сестра…

Но Афина прервала его:

– Клянусь венцом Нептуна, вам следовало привезти моего брата на Камерон-стрит, где ему и следовало находиться!

– Находиться в обществе пирата, пропавшего конюха и кухарки, которая стала бы ухаживать за ним?

– Мы как-нибудь справились бы.

На это замечание не стоило даже отвечать. Вместо ответа Йен поднял бровь, но мисс Ренслоу не смотрела на него. Она опять вытирала лоб брату, жужжа что-то нескладное. Неблагодарная девчонка, лишенная всяких музыкальных способностей.

Вот неблагодарная девчонка, сказала себе Афина. Он ее хозяин, спаситель ее брата, он помогал ей всю ночь – самую темную ночь в ее жизни. Конечно, джентльмен обязан сообщить другому джентльмену о катастрофе, случившейся с членом его семьи. Лорд Марден не может знать, каково положение дел в Ренслоу-Холле, он поступил достойно и благородно. Теперь он изо всех сил старается не уснуть. Любая горничная могла бы помогать ей не хуже, чем он, но присущее ему чувство долга заставило его остаться, и оно же заставило его написать ее брату. Такой человек заслуживает уважения. А она только и делала, что упрекала его.

Афина решила извиниться перед графом, когда тот проснётся. А пока что взяла запасное одеяло и укрыла его босые ноги.

Йен проснулся от того, что кто-то тряс его за плечо.

– Прошу вас, милорд. Мне нужна помощь.

Он мгновенно вскочил, но не сразу сориентировался в тускло освещенной комнате.

– Что я должен делать?

– Нужно погрузить его в холодную ванну. Лакеи сейчас принесут ее, но я не могу сделать это сама.

– Ну разумеется. Мы с Хопкинсом все сделаем. Сделаем осторожно, не сомневайтесь.

– Нет, мне только нужно, чтобы вы его подняли. Я много лет помогала его купать, когда у него в детстве бывала лихорадка.

– Он уже не ребенок, и уверяю вас, ему не понравится, что его купает сестра.

Афина хотела возразить, но поняла, что его сиятельство прав.

– Я велю принести ванну в вашу комнату, горячую ванну, чтобы вы хоть немного расслабились.

Это предложение представилось ей весьма заманчивым, и она поспешила в свою комнату, приняла ванну и переоделась. Когда девушка вернулась в комнату больного, Трой уже лежал в постели одетый в свежую ночную рубашку, и, потрогав его лоб, Афина почувствовала, что лоб уже не такой горячий. Граф снова сидел в кресле рядом с кроватью и тихо разговаривал с Троем, который, видимо, слушал его.

– Почему вы не поспали? – спросил лорд Марден. – Ведь я здесь.

– Мне хорошо, Эффи, – произнес Трой.

Афина представила себе, как будет спать на кровати в комнате Троя в присутствии графа, и ей стало не по себе. В то же время она опасалась, что, если ляжет спать у себя в комнате, никто ее не разбудит. Его сиятельство и без того слишком благороден, слишком великодушен. Можно было бы расположиться в другом кресле, но там спала Рома.

– Не глупите. Ложитесь спать здесь. Мы с Троем постараемся не очень шуметь, если только он не знает каких-нибудь неприличных матросских песен, которых я не слышал.

Афина улыбнулась и легла на узкую кровать, старательно спрятав ноги под юбками. Граф подошел и укрыл ее одеялом.

– Не думаю, что смогу ухаживать сразу за двумя пациентами.

Граф – самый добрый человек из всех, кого она знает, когда-либо знала, хотя и очень властный, подумала Афина и заснула, едва голова коснулась подушки.

Она не знала, позвал ли ее граф или кто-то из горничных вошел с дребезжащим подносом в руках. Услышала лишь, что Трой дышит хрипло и отрывисто, и вскочила с кровати.

– Почему вы меня не разбудили?!

– Только что с ним было все в порядке. Что я должен делать?

– Поддерживайте его так, чтобы я могла влить ему в рот побольше лекарства.

Трой никак не реагировал на лекарство, и оно вылилось у него изо рта. Не реагировал он и на призывы Афины, он был холодным и влажным на ощупь.

– Я послал за хирургом. Не послать ли также за мистером Уиггзом?

– Нет! Трой его не любит. И ему не нужен священник. Он не умирает.

Йен думал иначе. Афина схватила брата за руку и заплакала.

– Сделайте же что-нибудь! – в отчаянии воскликнула она, обращаясь к Йену.

Собака сидела у кровати, смотрела на Троя и скулила.

Он не Бог, а дьявольское дело совершил. Что он может сделать? Эффи плакала навзрыд. Нужно что-то делать. Нельзя допустить, чтобы мальчик умер. Нельзя – ради него, ради нее, ради его собственной несчастной души.

Йен стал молиться.

Впервые за много лет. Он клялся, что изменится к лучшему, если мальчик выживет. Он сделает все – откажется от женщин и станет, если понадобится, монахом, даже женится. Пусть его поразит молния, если он хоть раз сойдет с праведного пути, только бы мальчик выжил.

Йен запел гимн, все время держа Троя, а Афина снова и снова тщетно пыталась влить в рот больного лекарство. Оно выливалось на рукав Йена. Фальшивый голос девушки, давящейся слезами, присоединился к голосу Йена.

Трой поморщился, насупил брови, открыл глаза и сказал:

– Вы… поете… почти так же плохо… как моя сестрица.

Афина схватила Йена за руку:

– Он выздоровеет!

Граф чувствовал себя так, словно его лошадь победила на скачках в Дерби, словно ему сдали сразу четыре туза, словно… словно его молитвы были услышаны. Он не забыл молча послать благодарность небесам. Потом счел необходимым напомнить девушке, что опасность еще не миновала.

– Ах, я же знаю, что он поправится. Поправится! Я знала, что он гораздо сильнее, чем считают все остальные. Он никогда не сдается. Я знаю это с тех пор, как умерла наша мама, а он был такой хилый.

Афина смеялась и плакала одновременно, охваченная радостью, крайней усталостью и таким сильным возбуждением, которое могло бы свалить с ног и слона. Теперь, когда миновал кризис и ей уже не нужно было держаться, она совсем расклеилась. Она не могла сдержаться, захлебывалась от рыданий, содрогаясь всем телом.

Хирург не пришел, а миссис Берчфилд спала, и некому было ее утешить. Йену ничего не оставалось, как заключить ее в объятия. Она доставала ему до подбородка; его тонкая сорочка промокла от ее слез. Он неловко погладил ее по спине. Йен терпеть не мог женских слез, но эта девушка имела право хорошенько выплакаться.