Тайна скарабея - Филипп Ванденберг

Она вытирала слезы рукавом своего белого платья.

– Я не знаю, что мне делать, – тихо сказала она.

Чтобы хоть как-то сгладить неприятную ситуацию, он спросил:

– У вас совсем нет багажа?

Рая отрицательно покачала головой.

– Я не хотела вызывать подозрений. Действовать надо было быстро. У меня не оставалось другого выбора.

– Хм… – пробормотал француз, покусывая сигарету. – Это осложняет дело. Женщина, словно из-под земли возникающая в Абу-Симбел… Да еще и без вещей… Что бы вы сами об этом подумали?

Девушка пожала плечами.

– Вот именно! – сказал Балое.

Он повернулся и посмотрел в темноту. С чего же начать? Сказать правду в Абу-Симбел было для него слишком опасно. Он должен найти другой путь, причем убедить Раю, что этот путь верный. Его мысли прыгали, словно кости в нардах, ища подходящую комбинацию. Как избавиться от этого нежелательного знакомства? Вокруг только бескрайняя вода и одинокий корабль, идущий прямым курсом…

В следующую секунду Балое вновь вернулся к реальности. Рая перегнулась через перила и сделала глубокий вдох, будто готовилась к прыжку. Балое бросился к ней, схватил за руку и произнес, сам себе удивившись:

– Не делайте этого. Из любой ситуации есть выход.

– Вы думали, я собралась прыгнуть в воду? О нет! – Она попыталась улыбнуться. – У казаков есть поговорка: не садись верхом, коли в седле не усидишь. Я когда-то начала заезд. И я все еще в седле.

Ее голос звучал спокойно, и француз отпустил руку. Его охватил стыд за то, что он претендовал на роль спасителя человеческой жизни.

Они сели на последнюю лавку и уставились на корабельную палубу. Рая вновь заговорила:

– Вы, западные люди, мягкотелые, быстро сдаетесь. Научить бороться может только социализм.

Балое, сам не зная почему, не решился возражать. Поведение Раи противоречило здравому смыслу. Но что отвечало здравому смыслу в социализме, кроме основной идеи? Было ли его поведение адекватным поведением, как выразилась Рая, «западного» человека? На его лице промелькнула тень улыбки, и Рая, хотя и не смотрела в его сторону, сразу сказала:

– Вы не верите мне, мосье! Что ж, хорошо. Поймите меня правильно, я не против социализма. Я поняла это, когда была за рубежом, но, боюсь, в гонке за мировое господство Запад проиграет.

«Странно, – подумал француз, – вначале эта женщина, рискуя головой, бежит от секретной советской службы, а потом воспевает социализм!» И у него закралось сомнение, а не удачная ли это провокация советских спецслужб? Уж не держит ли его сейчас на прицеле КГБ?

Несмотря на обоюдное недоверие, они разговаривали всю ночь, иногда забываясь сном. Примерно в районе Куруску, которое теперь было затоплено водохранилищем, восток окрасился бледно-голубым, потом желто-красным цветом. Зарождался новый день. Здесь, в самой южной части изгиба Нила, река постепенно сужалась, берега были изрезаны фьордами. Почти полностью затопленные верхушки пальм торчали из воды, раскинув изогнутые руки-ветки, словно водяные растения.

С восходом жизнь возвращалась к спящим египтянам. Самый старший опустил ведро на веревке в воду – каждый день у него начинался с омовения. Потом они вместе обернулись к восходящему солнцу, чтобы совершить намаз. На рынке в Асуане Балое купил пару невзрачных на вид бананов, которые оказались очень сладкими. Один он предложил Рае.

На какое-то время русская исчезла с палубы. Когда она снова появилась, на ней была уже европейская одежда – блузка цвета хаки и мятая юбка.

– Это я нашла внизу, – сказала Рая, подходя к Балое. – Думаю, это лучше, чем появиться в Абу-Симбел в прежней одежде. – И она указала на свернутый узелок под мышкой.

Штурман разнес чай в маленьких стаканчиках. И хотя Балое опасался, что кипяток готовят из нильской воды, он все же взял напиток. Рая отказалась.

– Ну, на чай это похоже… – скривилась она. – А как на вкус?

– Неплохо, – ответил француз. – Только не надо задумываться, откуда они берут воду.

Египтяне так раскричались, что европейцам пришлось постараться, чтобы услышать друг друга. Балое, придавая словам особое значение, сказал:

– Я еще раз все обдумал. Мы должны сохранить ваш приезд в тайне. Правда вызовет в Абу-Симбел сильное беспокойство. Как бы вы реагировали, если бы вам навстречу вышла женщина, утверждающая, что сбежала от русских?

Рая беспомощно смотрела на него.

– Да, вы правы, мосье. Но что же мне делать?

– Доверьтесь мне! – самоуверенно ответил Жак Балое.

У него созрел план.

Камински быстро прижился в Абу-Симбел. С людьми он ладил хорошо хотя бы потому, что был таким же, как все; потому, что нехватка времени делала общение с ними проще; потому, что здесь он мог достичь того, чего хотел, – забыть прошлое. Ему неожиданно помогло дружеское расположение итальянца Сержио Алинардо. Их часто можно было встретить вдвоем. Это даже бросалось в глаза.

Именно Сержио в какой-то степени помог ему познакомиться с доктором Хорнштайн. Несмотря на привлекательную внешность, она была холодна как рыба и ни одному человеку в этих жарких тропиках не удалось растопить ее сердце – даже великолепному доктору Хекману, директору госпиталя, который с подозрением следил за каждым ее шагом, будучи не в состоянии и на йоту приблизиться к цели.

Камински надеялся, что в Абу-Симбел сможет забыть о женщинах и вообще не касаться этой темы. Он не ожидал, что столкнется здесь с существом женского пола. И еще больше был удивлен, увидев Геллу Хорнштайн.

Что именно привлекало его в этой женщине, несмотря на принятое решение, Камински не мог объяснить. Даже внешне доктор не отвечала его представлениям об идеале женщины. Она была плоскогрудой, что Камински называл «мужизмом», и при этом все равно симпатичной. Несмотря на моду, она стриглась коротко, что вообще было ему не по душе. Может, ему как раз и нравилось некое «омужествление» ее образа: низкий хриплый голос и неприступность? «Хорошо бы обнаружилось небольшое осложнение, когда я пойду снимать швы. Тогда повторные обследования были бы просто необходимы». Но все напрасно. Договор как-нибудь при встрече продолжить разговор о ее родном городе Бохуме так и не был выполнен.

Шли дни, а встречи все не было. В казино, где он с Алинардо и Лундхольмом проводил большую часть свободного времени, велись те же разговоры, что и две недели назад. На Камински навалилась тоска, с которой он уже познакомился на строительных площадках в Персии и Индии.

Однажды вечером (у Алинардо как раз была вторая смена) Камински через окно увидел нарядно одетых людей, направляющихся в казино. Он слышал, что такое случается только по большим праздникам, таким как Пасха или Рождество. Не видя особой причины для изменения стиля одежды, он все же вытащил из чемодана серый пиджак, галстук и белую рубашку.