Летние истории - Миэко Каваками

и нарастало. Эти двое ведут себя как разнополая пара. В общей бане их появление не вызвало бы вопросов, но разве не странно, что они так спокойно расположились в зале, предназначенном только для женщин?

Мне хотелось поговорить об этом со стриженой. Дело это, конечно, деликатное, и я не знала, как она отреагирует. Кто угодно подтвердил бы, что затевать подобный разговор — идиотская идея. Но, сколько себя помню, мне всегда было трудно удержаться от вопросов, когда что-то меня сильно волновало. Случается такое нечасто и на отношения с окружающими почти не влияет. Но так уж я устроена. Например, когда я еще училась в начальной школе, в поезд, в котором мы ехали, зашла группа людей из какой-то новой религиозной организации. Ласково улыбаясь, они завели разговоры об истине и о Боге, и я тут же вступила с ними в жаркий спор (впрочем, ничего доказать не смогла — они продолжали улыбаться, разве что жалостливее). А в старшей школе я как-то оказалась на площади, где выступали ультраправые, и, выслушав все речи с начала и до конца, стала задавать вопросы и указывать на многочисленные противоречия. Тогда они попытались завербовать меня как многообещающий кадр.

Интересно, а что будет, если сейчас я возьму и заговорю со стриженой… Опустившись в воду еще глубже, чуть ли не до кончика носа, я попыталась представить себе развитие событий. «Извините за беспокойство, но мне страшно любопытно… вы ведь мужчина, да?» — «Что ты сказала?! Готовься к смерти, дура!»

Нет-нет, конечно, все будет не так. Мы же не в Осаке, да и не всякий парень с накачанным телом и жестким взглядом готов снести тебе голову. Это все мои домыслы и предрассудки. К тому же нельзя начинать разговор подобной фразой. А как обратиться к стриженой так, чтобы и не обидеть, и подвести к ответу на волнующий меня вопрос? Сосредоточив все внимание, я нетерпеливо терла мысль о мысль, как древний человек — деревянные палочки, дожидаясь, пока появится легкая струйка дыма. Допустив, что стриженая — приличный человек, я стала разрабатывать сценарий, как я ей что-нибудь скажу, она возразит, я начну доказывать обратное, и завяжется разговор… пока не заметила, что она время от времени поглядывает в мою сторону.

Ей-то что от меня нужно? Может, разозлилась, что я ее рассматриваю, и собралась меня побить? Я лихорадочно думала, не в силах отвести глаз. И вдруг уловила нечто помимо ее взгляда, нечто внутри нее. Это был сгусток каких-то чувств, вроде смеси волнения с раздражением. Мне показалось, будто этот сгусток неотрывно следит за мной. Блондинка что-то сказала, стриженая рассмеялась, повернувшись к ней, и стоило мне увидеть это лицо в профиль, как в голове отчетливо прозвучал голос: «Неужели Ямагу?»

Ямагу. Полная фамилия — Ямагути, а имя… как ее… да, Тика. Тика Ямагути. Но обычно ее называли Ямагу. Мы учились в одном классе начальной школы и некоторое время даже дружили. Не то чтобы лидер, но довольно популярная девочка. У ее мамы была кондитерская у моста через канал. Бывало, мы заваливались туда всей школьной компанией, и нас всякий раз угощали чем-нибудь вкусненьким. Стоило открыть дверь, как тебя охватывал сладкий аромат. Пару раз, дождавшись, пока взрослые уйдут, мы пробирались на кухню. Там громоздились горы сверкающих венчиков, форм для тортов и пирожных, лопаток, а в больших мисках волнами покачивалась белая или светло-желтая кремовая масса. Однажды, когда мы с Ямагу остались на этой кухне вдвоем, она лукаво прищурилась, давая понять, что это будет нашим с ней маленьким секретом, обмакнула палец в эту густую массу и дала мне его облизать. Стриглась Ямагу всегда коротко. К шестому классу[2] она уже была такой сильной, что заняла первое место на школьных соревнованиях по армрестлингу. У нее были густые брови и четкие, точеные черты лица. Когда она улыбалась или смеялась, верхняя губа задиралась к самому носу.

— Ты что здесь делаешь? — вырвалось у меня, и Ямагу в ответ поиграла мускулами плеч.

Один взгляд на ее лицо — и все вокруг окутал аромат заварного крема. Мы стоим вдвоем на кухне и заглядываем в большую миску. Но на глаз не понять, какое оно там на ощупь, мягкое или плотное. Палец Ямагу медленно погружается в миску… По языку разливается такой знакомый вкус. Ямагу молча смотрела на меня.

— Так ты, получается, теперь парень? Я не знала… — попробовала продолжить разговор я.

Она ничего не ответила, только напрягла бицепсы. Но эти бугры тотчас рассыпаются на маленькие шарики, будто комочки теста, и падают, на лету превращаясь в крошечных человечков. Человечки бегут по воде, скользят по плитке, с радостными криками катаются туда-сюда по голым телам. Сама же Ямагу, замотав перекладину подолом футболки, крутит на ней бесчисленные сальто.

Я поднимаю одного из человечков, вылупившихся из мускулов Ямагу, за шею и, щекоча пальцем, отчитываю: «Эта баня не для вас!» Но человечкам все равно. Они с радостным смехом кричат: «Женщин не существует!» — и бросаются от меня врассыпную, нараспев повторяя эту фразу вновь и вновь… А потом снова собираются вместе и окружают меня живым кольцом. Один из них показывает пальцем в потолок. Все мы поднимаем головы. Над нами раскинулось ночное небо, как когда-то над летним школьным лагерем. Мы не можем отвести глаз от бесчисленных мерцающих звезд, только восхищенно перекрикиваемся: никогда, никогда раньше мы такого не видели! Кто-то из человечков ковыряет лопаткой землю. Наш Куро умер. Куро, который жил на школьном дворе. Мы выкопали яму и положили туда Куро — его шерсть, морда, лапы были будто каменные. С каждым движением лопатки, засыпавшей его землей, он уходит от нас далеко-далеко, скрывается за горизонтом. Мы плачем, плачем долго. Слезы переходят в икоту. Вот один стоит на озаренной солнцем площадке между этажами и говорит что-то смешное. Пародируя, что-то вспоминая, и мы хохочем и не можем остановиться. Бейджик валится с груди, буквы мелом исчезают с доски… «Послушай, это важно, — говорит мне один из человечков. — Их не существует. Ни женщин, ни мужчин, ничего такого». Я вглядываюсь в человечков, их лица кажутся мне знакомыми, но кто они, в этом освещении не разберешь. Я прищуриваюсь, но тут кто-то меня окликает, и я вижу недоуменные глаза Макико. Стриженая и блондинка исчезли. А ванны и душевые вновь наполнились людьми.

Сегодня мама попросила меня съездить в «Мидзуною». После этого я собиралась сразу домой, но решила сначала на минутку спуститься