Метамодернизм. Будущее теории - Jason Storm

их интерналистская се- мантика, которая иногда выражалась в скептицизме относительно способности лингвистических категорий точно представлять независимый от разума мир. Но это был не тот антиреализм, за который его часто выдают.

Если говорить более конкретно, то, хотя Жак Лакан и Жак Деррида и занимались подобным лингвистическим скептицизмом, критики ошибаются, утверждая, что они отрицали существование мира за пределами дискурса. По словам Деррида, "другой - это "реальная вещь", которая прерывает дискурс". Это еще яснее видно на примере Лакана, который сделал Реальное основным компонентом своего влиятельного тройственного регистра (наряду с воображаемым и символическим). Лакан описывал "Реальное" как "то, что абсолютно сопротивляется символизации", имея в виду, что оно ниспровергает как символическое, так и воображаемое.35 В целом, ни один из мыслителей на самом деле не исключал реальность. Оба их проекта скорее предлагали то, что можно назвать "травматическим реализмом" - что существует (невыразимое) внедискурсивное Реальное, которое на мгновение мелькает в моменты, когда дискурс разрушается, и, следовательно, указывает на присутствие чего-то, что беспокоит сам дискурс. Поэтому, когда новые материалисты заявляют, что демонстрируют постмодернистам "упрямство материальности вещей", или кричат, чтобы те всерьез приняли существование "реального" мира "там", они не говорят ничего нового.

Более того, другие предполагаемые постмодернистские антиреалисты, такие как Ричард Рорти, были не столько антиреалистами, сколько отрицателями различия между реализмом и антиреализмом, что они часто делали в манере, схожей с Ницше: отвергая существование разрыва между видимостью и реальностью. Казалось бы, все это предполагает позицию, более близкую к наивному реализму, чем к его антитезе. Но это также позитивистская позиция.

Поясню: как уже говорилось во "Вступлении", Рудольф Карнап утверждал, что "утверждение о реальности внешнего слова" - это псевдоутверждение, не имеющее смыслового содержания. Возможно, это звучит как хрестоматийный антиреализм. Но Карнап утверждал, что нет никакого способа научно проверить реальность мира вне чувственного опыта, потому что нет никакого способа получить доступ к миру, кроме как с помощью чувственного опыта. Кантовские нумены, даже если они реальны, не имеют никакого значения, поскольку по определению мы никогда не сможем с ними столкнуться. Поэтому, как и Ницше, Карнап и многие его соратники по логическому позитивизму отвергали необходимость концептуализации реального мира за внешним. Но в отличие от некоторых других подобных позиций, Карнап отказался от представлений о независимой от разума реальности благодаря своему научному энтузиазму, а не вопреки ему. В отличие от современных философов, которые рассматривают реальность как единственный способ защиты научного натурализма, Карнап утверждал, что науке не нужно постулировать независимый от разума мир. В общих чертах Карнап отстаивал антиреализм в пользу науки. Действительно, некоторые ученые даже утверждали, что одним из главных результатов логического позитивизма было снижение потребности в независимом от разума реализме в естественных науках.

Несмотря на свою самопрезентацию, многие из новых реализмов просто нашли способ перевести эпистемологические претензии скептиков в онтологические. Наиболее ярко это проявилось в спекулятивном реализме Квентина Мейяссу. Мейяссу завоевал свою репутацию благодаря апелляции к математике и науке и атаке на "корреляционизм", категорию, которая в основном объединяла Канта, Юма и постмодернистский скептицизм. Но чтобы разорвать круг корреляционизма, Мейяссу определил свой реализм в терминах приверженности квази-ницшеанскому "гипер-хаосу". Он утверждал, что реальность существует, но это реальность, которая может меняться непредсказуемо, а не только случайно, так что фундаментальная структура космоса может перестроиться в любой момент. Таким образом, "реализм" Мейяссу предполагает существование менее стабильной, менее предсказуемой и менее понятной реальности, чем та, которую предлагает "антиреалист", против которого он выступает.

Мейяссу не одинок в этом (как будет рассмотрено в главах 3 и 5); ряд новых материалистов сделали то же самое, поскольку они сформулировали понятие реальности, которое сильно ослаблено - реальность потока, в котором мы не можем утверждать большинство вещей, которые мы хотели бы утверждать о реальности (например, Уильям Коннолли), или реальность, постоянно воссоздаваемую в процессе запутывания, так что каждая попытка измерить ее трансформирует ее (например, Карен Барад). В обоих этих случаях то, что мы говорили о Лакане и компании, мы должны были бы сказать и об этих неореализмах: а именно, что их философия неумышленно предполагает скептицизм в отношении того, как обычные лингвистические категории представляют независимый от разума мир. Только новые онтологи представили эту нестабильность как свойство мира, а не ограничение языка. В общем, многие из новых реализмов просто делают "реалистическую" онтологию из того, что в других кругах считается антиреализмом.

Я не хочу принимать участие в спорах о нашей способности получить доступ к независимой от разума реальности. Моя главная мысль заключается в том, что оппозиции, которые, как предполагается, определяют грандиозный раскол между реализмом и антиреализмом, не совпадают. Философов можно обвинить в антиреализме за то, что они настаивают на независимом от разума мире за пределами видимости (как кантианцы), но их также можно обвинить в антиреализме за противоположное утверждение - отрицание независимого от разума мира за пределами видимости (как поздний Ницше и ранний Карнап). Более того, можно принять как широкий метафизический реализм, так и антиреализм и быть либо сторонником, либо противником науки. Наконец, как отмечалось выше, реализм и антиреализм иногда даже превращались друг в друга. Все это говорит о том, что большая часть антагонизма между реалистами и антиреалистами непоследовательна или, по крайней мере, ошибочна.

Апокалиптический реализм и гуманитарные науки, или Реальное как социально конструируемое

Я хочу начать этот раздел с простого замечания: метафизические формы реализма в значительной степени не имеют отношения к гуманитарным наукам, поскольку они с самого начала блокируют объекты исследования. Определение реализма в противовес зависимости от разума равносильно тому, что мы могли бы назвать апокалиптическим реализмом, поскольку такое определение предполагает представление о реальном как о том, что останется, если люди исчезнут.

Если быть реальным - значит быть полностью независимым от людей, то все, что мы могли бы выбрать для изучения гуманитарные науки, не были бы реальными с самого начала. Поэтому такое понятие реализма уже непригодно. Было бы неверным утверждать, что мотоциклы, отношения, таксы или японские счетные слова не реальны. Из этого следует, что реализм в гуманитарных науках, как минимум, не может быть апокалиптическим в своей основе. По этой причине нам, как минимум, необходим анализ, отрицающий оппозицию между реальным и зависящим от разума/социально сконструированным.

Сказать, что социальный объект социально сконструирован, может показаться простым утверждением истины, что социальный феномен является социальным. Если бы это было все, что происходит, нам не нужна была бы теория социального конструирования. Но я думаю, что повторяющиеся ссылки на социальное конструирование в гуманитарных дисциплинах на самом деле