«Титаник» утонет - Пьер Байяр

В действительности же мы имеем дело не с одной, а с двумя бесконечными сериями фактов, которые после решения сосредоточиться только на одном предсказании оказываются отложенными до лучших времен.

Также нельзя с уверенностью утверждать, что речь идет о единичном совпадении. И вряд ли от писателя, способного предвидеть события, позволительно требовать безошибочных предсказаний в каждом его высказывании; пассажи, которые в ряде книг Уэльбека можно рассматривать как провидческие, касаются скорее явлений недалекого будущего, нежели собственно событий, событий stricto sensu[74]; к примеру, ничто не говорит о том, что во Франции однажды не установится мягкая форма исламского правления, как сообщает роман «Покорность»[75].

Но гипотеза о совпадении, по крайней мере в данном конкретном случае, оспаривается критиками, не разделяющими два типа сообщений – предсказание и предчувствие, о чем мы писали выше. Эти критики совершенно не признают того факта, что писатель может размышлять над современными ему процессами, происходящими в мире, и делать из них собственные выводы как в теории, так и на практике, в своих книгах.

Вне зависимости поставленного вопроса, «видел» ли Уэльбек заранее теракт или какие-либо приготовления к нему, можно быть уверенным, что он обдумывал те риски, что угрожают международному сообществу в связи с активизацией исламизма на фоне взрыва сексуального либерализма.

Нет ничего удивительного в том, что Уэльбек, который уже давно размышляет о проблеме исламизации, представил себе, что учреждение, предназначенное для эротических встреч, может вызвать недовольство местного населения и реакцию мусульманских экстремистов. Эпизод с терактом преподнесен в рамках конфликта, оцениваемого многими, включая самого автора, как столкновение между культурой тела и выгодой, главенствующими в нашем обществе, и религиозной идеологией, критикующей его за приверженность материальным ценностям.

Мы видим, что, делая выбор, не обязательно противопоставлять гипотезы о совпадении и предвидении, тогда как бескомпромиссная форма рационализма пытается навязать нам именно противопоставление. Задаваясь вопросом, является ли сходство двух событий скорее совпадением, нежели предвидением, мы запираем себя в рамки дилеммы, которая, по сути, запрещает размышлять над тем, что же на самом деле произошло.

Ограничение зависит, прежде всего, от представления обоих терактов как единичных событий, в то время как и в одном, и в другом случае речь идет скорее о группах или сериях событий, заслуживающих того, чтобы их разграничили и проанализировали по отдельности. И хотя интрига романа Уэльбека относительно проста и развивается по прямой, она состоит из целой серии эпизодов, таких, как смерть отца рассказчика, встреча рассказчика с женщиной, которая на время выводит его из состояния депрессии, организация клубов «Афродита», теракт и его последствия и т. д.

Сам теракт также не является одним событием; под этим определением собрана целая серия микрособытий, таких, как церемония открытия клуба в Краби, выбор террористами его в качестве мишени и выбор дня нападения, первая атака террориста с рюкзаком за плечами, взрыв грузовичка, смерть Валери, спасение рассказчика.

Деление событий на непересекающиеся микрособытия имеет особое значение, так как эти события далеко не всегда подчиняются одинаковой логике. И ничто не запрещает представить себе, что одни из микрособытий подчиняются логике предвидения, в то время как другие являются всего лишь продуктом случая.

Предвидение Уэльбека позволяет произвести и более сложное членение, отделив часть предсказывающую, соответствующую его раздумьям об исламе и о войне цивилизаций, какой он ее представляет, от части более загадочной, сюрреалистической, а затем, отмежевав последнюю от рациональной части, определить, является ли она продуктом случая или результатом подлинного предчувствия.

Критики, придерживающиеся гипотезы о совпадениях, всегда готовы объяснить закон серийности, однако, как только в результате интеллектуального осмысления или эмоционального восприятия одно из двух сопоставляемых событий оказывается результатом рационального предвидения, уверенность их заметно ослабевает.

Усиливая критический заряд с целью избежать опасностей нерационализируемого, они продолжают отрицать очевидное, а именно что и писатели тоже могут – а иногда даже лучше, чем другие, ведь у них есть более приспособленные для этого инструменты и они обладают большей креативностью – исследовать эволюционные изменения времени и его линии разлома и создавать в своих произведениях их виртуальную картографию.

В третий раз за этот день Бен Ладен протянул руку к книге и открыл ее на страницах, которые он загнул, отчего те уже начали отрываться. Прошло несколько месяцев с тех пор, как он впервые прочел эту книгу, но он по-прежнему не верил очевидному. В ней было все, включая подробнейший рассказ о том, как самолет врезался в жилое здание, как он к нему приближался, все, вплоть до уловки пилота, придумавшего неполадку с двигателем, позволившую ему, не вызвав тревоги у наблюдателей на контрольных вышках, приблизиться к центру Вашингтона.

Достаточно было страница за страницей следовать за придуманным романистом ходом событий, чтобы, возможно, используя несколько самолетов, а не один, организовать атаку, которая заставит содрогнуться не только Соединенные Штаты, но и весь западный мир. И по иронии судьбы этой мыслью Бен Ладен был обязан американскому писателю, который никогда не скрывал своих республиканских симпатий. Как же он сам об этом не подумал?

Отрывки, казавшиеся Бен Ладену наиболее захватывающими и которые он без конца перечитывал, заранее представляя себе последовательность сцен, были, естественно, те, где самолет, управляемый Сато, чей силуэт вырисовывался внутри кабины пилота, постепенно приближался к своей мишени: «Сато часто бывал в Вашингтоне и объехал его по всем обычным туристским маршрутам, несколько раз посетив здание Капитолия. Какое безобразное архитектурное сооружение, в который раз подумал он, видя, как Капитолий становится все больше и больше, вырастая у него на глазах. Капитан чуть исправил курс и теперь гигантский самолет с ревом мчался вдоль Пенсильвания-авеню, пересекая реку Анакостия»[76].

Талантливый романист сумел с разных ракурсов показать и изобразить летящий вниз самолет, и Бен Ладен радовался, читая подробное описание паники, охватившей военных на базе Эндрюс, когда те, уже не надеясь спасти положение, начали понимать, что происходит на самом деле, а главное, что произойдет в ближайшую минуту: «Что происходит, черт побери? – Это не КЛМ! Смотрите! – указал младший авиадиспетчер. Прямо над полем огромный “Боинг-747” резко повернул налево, явно находясь в уверенных руках опытного пилота и повинуясь каждой его команде, и все четыре реактивных двигателя взревели на полной мощности. Диспетчеры переглянулись, сразу вообразив, что сейчас произойдет, и понимая свое бессилие предотвратить катастрофу. Капитан ВВС вызвал по телефону командира авиабазы, но это была простая формальность, которая никак не могла повлиять на дальнейшее развитие событий. Затем военные авиадиспетчеры на всякий случай оповестили Первую вертолетную эскадрилью. После этого им ничего не оставалось, как сидеть и беспомощно наблюдать за развитием драмы, об исходе которой они уже догадывались. Для ее завершения понадобится чуть больше минуты»[77].