Пхёнган и Ондаль - Чхве Сагю

контролировать силу в запястье в зависимости от каждой черточки. Ондаль не знал ни сна, ни отдыха, и вскоре его ладони покрылись мозолями так, что он уже не мог держать меч. Юноша сделал веревки из свиных жил и, привязав рукоятки мечей к рукам, продолжил тренировки. Когда Ондаль выбивался из сил и чувствовал, что сдается, он вспоминал Пхёнган. Принцесса никогда не отступает. Настойчивость и страсть – этим двум главным вещам он научился от любимой.

Продолжая рисовать в воздухе иероглифы, Ондаль становился сильнее и ловчее с мечами и заодно запоминал сложные тексты. Тогда он продолжил свои упражнения на бегу, а затем начал выписывать целые предложения, сидя на спине мчащегося во весь опор Вихря.

Ондаль срубил топором дерево и сделал из него простое ложе, а из бамбуковых палок соорудил себе подобие стола. Ночью он разводил огонь и спасался им от холода. На прохудившуюся одежду он ставил заплаты из шкур пойманных зверей, а из свиной шкуры изготовил лапти.

В горах юноше не с кем было поговорить, кроме Вихря. Спустя какое-то время Ондаль стал считать, что ведет с конем чрезвычайно разумные беседы:

– Что ты сегодня ел?

– Ии-го-го.

– Что? Сухую траву и горный женьшень? Да ну тебя, колокольчики это были!

– Ии-го-го.

– Ну если это и впрямь был горный женьшень, мог бы и со мной поделиться.

– Ии-го.

На следующий день на столе лежал горный женьшень. После этого случая Ондаль действительно призадумался: а вдруг Вихрь понимает человеческие слова и способен вести беседы? Они вместе и спали, и ели.

Однажды Ондаль вернулся с тренировки и заметил вокруг пещеры следы тигра. Судя по всему, хищника привлек запах Вихря. Юноша собрался было уходить, уводя за собой коня, но тот упирался всеми копытами.

– Вихрь, не упрямься, лошади всегда становятся едой для тигров, это каждому известно. Ты должен бояться и убегать со всех ног, если видишь хищника. Это нормально.

– И-и-и-и-и-и-и-и-го-го.

– Чего? Не смотреть на тебя свысока? Ну ты и наглец!

– И-и-и-го.

– Что? Сцапаешь тигра? Эй, если хочешь, чтобы он тебя съел, дело твое, но я-то тогда на ком буду ездить?

– И-и-и-и-и-го-го.

– На кабане катайся? Ах ты, подлец! Ну тогда я не знаю, делай что хочешь!

На следующий вечер, вернувшись домой, Ондаль увидел, что возле входа в пещеру лежит мертвый тигр с проломленным черепом. Вихрь гордо стоял копытами на поверженном враге и громко ржал. Благодаря коню Ондаль провел холодные месяцы, кутаясь в тигриную шкуру. Должно быть, хищник тоже посмотрел на Вихря свысока либо просто был слишком стар.

По ночам Ондаль сражался на мечах с собственной тенью, создаваемой светом костра, а днем скакал на Вихре по крутым склонам, упражняясь в стрельбе из лука. Мишенями ему служили дикие кабаны и олени, которых он потом готовил и ел. Юноша знал, что животное испытает меньше боли, если убить его с одного выстрела, поэтому всегда стремился попасть сразу в сердце. Иногда он спускался к реке и упражнялся во владении копьем, используя его, чтобы проткнуть рыбу, и вскоре уже мог пронзить сразу двух-трех рыбешек одним ударом копья.

Целыми днями Ондаль упражнялся в боевых искусствах, и невольно ему вспоминались слова матери о жестоком мире, которого он не знал все это время.

Его восприятие обострилось, и юноша мог различать на слух множество разных звуков. Теперь он одновременно слышал стрекот кузнечиков, топот белок по стволам деревьев, пение птиц, завывание ветра и течение воды в ручье…

Ондаль сидел у водопада и следил за падающими каплями воды, пытаясь поймать сразу несколько. Осенью он рассекал клинками летающие на ветру сухие листья, а зимой – белоснежные, тихо кружащие снежинки. Вскоре юноша достиг такого мастерства, что, используя силу ветра, научился двигаться так, чтобы во время ливня его одежда оставалась сухой. Выстрелив из лука тремя стрелами одновременно, он попадал сразу в трех рыбешек в ручье. Сидя на скачущей лошади, нанизывал на копье падающие листья, словно бусины на нитку.

Хотя Ондаль и поднялся один в горы ради того, чтобы успокоить смятение в сердце, основной причиной, заставлявшей его тренироваться так упорно, была Пхёнган. Юноша горел желанием измениться и стать лучше. Раньше он никогда не ставил себе таких целей, ради достижения которых готов был на все. Он упорно тренировал свои навыки в боевых искусствах не для того, чтобы стать прославленным воином, – все, что он делал, было только ради любимой. Ондаль хотел стать лучше для нее. Пхёнган бросила все и доверилась ему, поэтому юноша готов был положить свою жизнь к ее ногам. Если для принцессы Когурё была всем, то для Ондаля всем была сама Пхёнган.

Покинув дом зимой, он провел в горах еще одну зиму, а за ней – и весну. Многие сочли бы жизнь в горах одинокой и страшной, но юноша не испытывал особых неудобств: питался ягодами и фруктами, собирал мед и травы. Иногда охотился на фазанов, кроликов, кабанов или оленей, ловил рыбу в ручье. Ондаль знал горы как свои пять пальцев и чувствовал себя здесь в своей стихии. Застрелив однажды оленя и кабана и засушив мясо, он мог не беспокоиться о пропитании еще целый месяц.

Не забывал юноша и об упражнениях на дыхание: его навыки продолжали расти день ото дня. И все-таки где-то в глубине души он чувствовал себя неспокойно. Ондаль не мог избавиться от опасений, что его действия могут навредить невинному человеку.

Роды принцессы оказались легкими, и она быстро оправилась. Первое время она кормила ребенка грудью, а затем снова сосредоточилась на делах.

Своей первой задачей Пхёнган избрала встречу с королевой Чжинби. Она отправила бывшей наложнице записку с просьбой о встрече и небольшую шкатулку с драгоценностями.

Королева слышала новости о том, что принцесса недавно родила, но не могла предположить, зачем той понадобилось увидеться с ней. Теперь, став полноправной хозяйкой дворца Анхак, Чжинби больше никого не боялась. Ее новые покои были просторными и широкими, с высокими резными потолками и богато украшенными стенами. Круглые окна переливались редчайшими белыми нефритами и сапфирами, а полы устилал темно-синий мрамор, привезенный из далекой Персии. Стены нового здания специально сделали двойными, чтобы они не пропускали зимний холод, а края резной крыши – длинными: для удержания летней прохлады.

Прочитав записку Пхёнган, королева фыркнула. Принцесса писала, что просит о встрече в храме Ибуланса. Чжинби, не желавшая встречаться с принцессой и не видевшая для этого причин, с холодной усмешкой бросила ее послание в огонь. Фрейлина Ли передала ей шкатулку с драгоценностями, и королева с презрением произнесла:

– Ну открой, посмотрим, что там.

В шкатулке лежало обычное нефритовое кольцо.

– И как она смеет слать мне в дар такую мелочь? Должно быть, принцесса действительно терпит нужду вне дворца. Ха-ха-ха, фрейлина Ли, отправь ей через храм Ибуланса что-нибудь на пропитание.

В лицо фрейлины Ли, которая разглядывала кольцо, бросилась кровь. Удивленная королева поинтересовалась:

– Что такое?

– Ваше Величество, это кольцо принадлежит той девочке, Соне.

– Какая Сона? Кто это?

– Маленькая служанка, которую мы приставили к Ее Величеству Ёнби.

Королева все еще не понимала, о чем идет речь, и с раздражением смотрела на прислужницу. Фрейлина Ли осторожно продолжила:

– Та девочка, которая подкладывала яд в кушанья Ее Величества Ёнби, чтобы она потеряла ребенка.

Приказ отравить Ёнби исходил непосредственно от королевы. Осознав, что посланное принцессой кольцо оказалось непростым, Чжинби смертельно побледнела. Она торопливо спросила у фрейлины:

– Где сейчас эта девчонка?

– Я освободила ее отца из тюрьмы и выслала их на земли Кванно.

– Я же говорила тебе не оставлять следов!

– Отправлю гонца все проверить.

Посланец из дворца скакал без отдыха несколько сотен ли туда и обратно, и уже через три дня королева получила новости: Сона и ее отец исчезли без следа, и никто не знает, куда они направились.

Сона родилась в простой крестьянской семье. Ее мать умерла от голода во время засухи, и отец отдал едва начавшую ходить девочку