Неупокоенные - Лорен Оливер

Забавно. У меня о родителях осталось только одно четкое воспоминание. Это было в Альфаретте, в пятьдесят седьмом или восьмом, до того, как они развелись. И задолго до инцидента с отцовским дружком, Аланом. Было начало лета, майские жуки карабкались по москитной сетке, пахло фрезией, коровьими лепешками, скошенной травой и бензином.

Родители устраивали обед для друзей, и я помню, как мы к нему готовились: на столе были сырные шарики с грецкими орехами, красивый салат в форме рыбки, твердый сыр, на котором застыли капельки конденсата, зубочистки, стоявшие гордо и прямо как флаги. Я помогала маме гладить белоснежные салфетки и получила по шее за то, что у меня были грязные руки и они оставили множество отпечатков. Помню, как отец стоял без рубашки перед зеркалом в ванной и водил бритвой по подбородку.

Мне в тот день из-за гостей не разрешили играть в доме, и я провела весь вечер на улице. В воздухи летали тучи светлячков, и я бегала кругами, пытаясь их поймать.

– Ты знаешь, кто они такие?

Я обернулась, услышав мамин голос. Она стояла на крыльце, за ее спиной из кухни падал свет, так что ее лица было не разглядеть. Мама держала в руках зажженную сигарету, но не курила. Она была хрупкой и тонкой, как птица.

Я не ответила, и мама сошла с крыльца на траву.

– Светлячки, – повторила она, – ты знаешь, кто они такие?

– Жуки, – ответила я.

Затем она сделала затяжку и едва заметно улыбнулась. Но мама смотрела не на меня, а куда-то вдаль.

– Это духи, – сказала она тихим голосом, – души. Когда у кого-то разбивается сердце, в мире рождается светлячок.

Она протянула руку в попытке схватить одного из них, но у нее не получилось, и рука ее безвольно упала, а мама еще раз затянулась.

– Они летают, вечно рассылая тайные послания их потерянной любви. Видишь? Посмотри внимательнее.

Мы сидели молча. Я затаила дыхание. Светлячки роились в темноте, выписывая причудливые фигуры в вечернем воздухе. Впервые мама рассказала мне историю не из Библии, и впервые я пожалела ее и всех остальных взрослых.

– Вот, что случается, когда разбиваешь сердце, – сказала она, – остается вечное смятение, и никто не может найти покоя.

Мама развернулась, чтобы уйти обратно в дом, но в последний момент остановилась и взглянула на меня.

– Оно того не стоит, Сандра. Запомни это.

Ну… лучше бы я это действительно запомнила. Тогда, может, и наши с Мартином дела пошли бы иначе. Может, и мои мозги остались бы со своей хозяйкой, а не растеклись по стене.

Минне потребовалось сорок пять минут, чтобы уложить Кэролайн в постель после того, как та почти полностью опустошила бутылку с водкой всего за час. Лицо ее расплылось, макияж потек, а на нижней губе засохла рвота.

Минна перевернула мать на бок, толкая ее рыхлое тело в живот и бедра, вспоминая о документальной передаче, в которой шестеро мужчин пытались с помощью веревок и крюков затолкать в воду огромного кита, выбросившегося на берег. Как бы ей хотелось всадить крюк в жирный зад матери и провернуть его там пару раз! Когда Минна сняла с Кэролайн брюки, она почувствовала жуткое отвращение от вида ее дешевого белья, которое сидело плотно и в районе бедер отчаянно цеплялось за бока, как лишайник на скале, чтобы не соскользнуть вниз.

Минна очень устала. Ее желудок начинала скручивать боль. Не надо было ей возвращаться. Надо было позвонить доктору Апшоу, но от этого станет только хуже. Даже двух дней без ломки продержаться не смогла. Жалкое зрелище!

Надо было поговорить с кем-то, но Минна даже не знала с кем. Можно было позвонить Грэгу, отцу Эми, сорваться на нем, обозвать, ткнуть в него пальцем, как она делала это в детстве, когда показывала страны на карте. «Найди Швецию».

Но Грэг был на работе, а через секретаршу с ним невозможно было связаться. Дозвониться до него можно было только в промежутке с семи до восьми часов, когда он разговаривал со своей семьей в Уэстчестере – со своей женой и настоящими детьми, как он однажды их назвал. Это не мешало ему следить за телефонными звонками самой Минны. Связь он до сих пор оплачивает, что весьма кстати – за три года она сменила четыре рабочих места. Из двух ее уволили, еще из двух – уволилась сама. На счету в банке у Минны было меньше двух тысяч долларов.

Эми думала, что ее папа был пожарным и героически погиб.

Были еще Алекс, с которым она часто спала, и Итан, который мечтал об этом. Но они почти никогда не говорили о серьезных вещах, только болтали о какой-нибудь чепухе за ужином, флиртовали и обменивались парой фраз по утрам, чтобы вся ситуация не выглядела как съем проститутки.

А подруг у нее не было. В основном из-за того, что она не доверяла другим женщинам, а те, в свою очередь, не доверяли ей. Была только Дана – Минна до сих пор сожалеет, что все закончилось так глупо. Ее парень даже не был хорош в постели – какой-то мягкий и рыхлый, как промокший тост. Она не знает, зачем это сделала.

Не нужно было так поступать.

Минна спустилась на первый этаж за телефоном, который оставила в кабинете, и обнаружила там Трентона, лежащего на полу звездой. Когда она вошла, он привстал на локтях.

– Что ты тут забыл? – Минна была расположена с кем-то поругаться.

– Я слушаю, – сказал Трентон и снова лег на спину, – ты слышишь?

Может, он выпил что-то из маминого алкоголя, а может, и обдолбался наркотиками. В любой другой день Минна была бы поражена: если Трентон под наркотой, значит, у него все-таки есть друзья или хотя бы друг, который ему продает вещества. Но сегодня она почувствовала лишь раздражение.

Гребанный Трентон. Теперь дом по закону принадлежит ему. А еще он продолжает верить в то, что отец был никем не понятым святым, и думает, что лучше Минны, потому что не испытывает к нему ненависти. Может, стоит напомнить ему про Адриану Кадью? Минна нашла одну открытку с ее именем в той коробке, что обнаружил Трентон. В открытке не было никакого романтического послания, но был один неоспоримый факт – отец хранил ее. Минна надеялась, что что-то прояснится – может, он вел машину, они попали в аварию по его вине, и теперь Адриана парализована. А это были деньги за ее молчание.

Да нет же, это глупо.

Она бросила открытки и тот мерзкий клок волос в мусорный пакет и быстро вынесла в гараж, как будто его содержимое было ядовитым и отравляло воздух в доме.

– Я ничего не слышу, – Минна переступила через него, задев его ногой – как бы не специально, но на самом деле нарочно. Он даже не шелохнулся.

– Мне кажется… что в этом доме обитают призраки, – произнес Трентон.

– Ты под кайфом? Или просто идиот по жизни?

Трентон покраснел, ямочки у него на щеках стали еще ярче. Он неуклюже поднялся, и Минна вспомнила, что врачи сказали маме – теперь ему будет сложнее двигаться, чем раньше.