Секретный сотрудник - Хуан Мирамар

Хотя и предполагалось, что русские, служащие на Островах, знают английский, это, мягко говоря, не соответствовало действительности, и все они, косясь на свое начальство, на таких брифингах надевали наушники.

Материалы надо было брать у Зденека – польского поручика из их отряда.

– Czesc, Zdenek! – сказал Кузниц, взяв у него пачку листков, и спросил: – Со nowego?[26]

– Czesc! – ответил Зденек. – Wszistko, cholera![27]

Кузниц хотел было уточнить у него, что значит «все», но прочитал первые строчки handouts[28]и понял, что новости действительно неординарные. Вкратце информация сводилась к тому, что священная война между Христианской коалицией и Союзом правоверных, которую уже успели назвать Третьей мировой, закончилась или, если и будет продолжаться, то разве что на кулаках – все оружие, как у одной, так и у другой стороны, только что перестало действовать.

– Бери шинель – пошли домой! – резюмировал Ариель, прочитав материалы, и они отправились переводить брифинг в состоянии легкой эйфории.

Зал совещаний, в котором был устроен брифинг, едва вместил всех участников. Хотя брифинг был устроен для прессы, похоже, пришел весь личный состав гарнизона. Стояли и сидели даже на полу в проходах. Комната для перевода находилась на уровне второго этажа, и когда Кузниц посмотрел в зал через широкое окно обзора, ему показалось, что он увидел там несколько явно арабских лиц. Он сказал об этом Ариелю, но тот с ним не согласился и стал уверять, что это местные, которых от арабов не отличить.

– Может быть, – решил не спорить Кузниц, и тут начался брифинг.

Пресс-секретарь Объединенного командования был явно растерян – он сначала сказал «Добрый вечер», потом, посмотрев на часы, «Доброе утро», глотнул воды из стакана и нетвердым голосом, то выкрикивая фразы так, что было больно ушам в наушниках, то переходя почти на шепот и глотая слова, зачитал коммюнике.

Переводить нервного секретаря было бы очень сложно, но, слава богу, у них был текст, и Хосе, который переводил первым, просто переводил с листа. Странным образом информация, которую они уже читали по-английски в материалах, озвученная на русском громким, хорошо поставленным голосом Хосе, выглядела как будто бы новой и еще более нелепой и пугающей.

– Контрнаступление, – читал Хосе, – предпринятое на остров Гоцо силами Второй британской десантной бригады при поддержке роты морской пехоты США и подразделений вертолетного полка ВВС Российской Федерации развивается успешно. Войскам Коалиции удалось оттеснить противника в глубь острова и закрепиться на побережье. С отвоеванного у противника плацдарма войска Коалиции имеют возможность развивать дальнейшее наступление.

– Однако, – в наушниках было слышно, как задрожал от волнения голос пресс-секретаря, – в ходе боевых действий войска Коалиции столкнулись с паранормальным явлением. Все оружие, как у Сил Коалиции, так и у противника, утратило убойную силу – все виды оружия начали испускать лазерные лучи различной интенсивности, которые не наносят человеческому организму никакого видимого вреда.

– По этой причине, – пресс-секретарь уже почти шептал, – боевые действия вначале велись в форме ближнего рукопашного боя, а позднее были прекращены ввиду очевидной непродуктивности. Войска Коалиции приостановили наступление и остаются на занятых позициях, противник также не предпринимает попыток вернуть отвоеванный плацдарм. Командованию войск Союза правоверных направлен ультиматум с требованием немедленно прекратить боевые действия ввиду их бессмысленности и снять осаду Мальтийских островов. Срок ультиматума истекает завтра в полночь. Ответ противника еще не получен.

В наушниках перестал звучать голос пресс-секретаря, и Хосе тоже замолчал. На некоторое время в зале и в комнате синхронистов повисла тишина, потом Ариель выругался, отключив свой микрофон, а пресс-секретарь спросил, есть ли вопросы, спросил таким жалобным, дрожащим голосом, что, видимо поэтому, вопросов почти не было. Только один француз из «Монд» поинтересовался, какова ситуация на других фронтах.

Тут же возникла суматоха с переводом с французского на английский – синхронный перевод был на русский. Секретарь сначала озирался, словно ожидая, что переводчик выскочит откуда-нибудь из угла, потом схватил наушники, услышал в них русский перевод, поспешно их снял, тут к нему подбежал наконец молоденький субалтерн[29]и зашептал на ухо. Пресс-секретарь кивнул и сказал, что ситуация на других фронтах не ясна – израильское командование отвечает на запросы по военной связи открытым текстом, состоящим из одних ругательств на иврите. Это несколько разрядило довольно мрачную обстановку, которая была вначале, несколько человек в зале засмеялось, и пресс-конференция закончилась.

Когда после пресс-конференции они шли в гостиницу отсыпаться, милостиво отпущенные Ярошенко «до новых распоряжений», Ариель вспомнил фразу времен «холодной войны», которую слышал от отца.

– Войны не будет, – сказал он, – но будет такая борьба за мир, что камня на камне не останется.

«Где-то я уже об этом читал, – думал Кузниц, – в каком-то фантастическом рассказе, американца какого-то, Шекли что ли? Там тоже современное, а потом и вообще всякое оружие исчезло, но люди продолжали драться «на кулачках». Не верил этот американец в человечество – мол, инстинкт войны у человека в генах и нельзя его уничтожить. Но у нас, пожалуй, все по-другому – больше напоминает ситуацию на фронте во время революции. – Он вспомнил лозунг Троцкого «Ни мира, ни войны» и подумал: – Вот и у нас так, «ни мира, ни войны», хотя братания, правда, пока нет, но и желания драться «на кулачках» – тоже».

Он сидел в Верхних садах у самого парапета. За парапетом круто шла вниз отвесная крепостная стена, под ней виднелись узкие улочки и лестницы Нижнего города, а за ними открывался вид на бухту с фортами Викториоза и Бир-гу, возле мощных стен которых стояли корабли Коалиции.

В свете последних событий Кузницу показалось, что вид у кораблей какой-то растерянный и уж, во всяком случае, не боевой. Отнюдь не боевой вид был и у солдат, сидевших на скамейках и валявшихся на газонах в Саду за спиной Кузница, – вид у них был скорее потерянный: вдруг исчезла цель, не понятно было, как воевать и зачем вообще они здесь. У них неожиданно отобрали то, что их делало солдатами, – упоительное чувство безответственности: солдат не думает, за него думает командование. Теперь надо было думать самому – командование пребывало в не меньшей растерянности и приказы отдавало нелепые и невыполнимые.

Последний приказ был изучать приемы самбо и дзюдо. В Сад доносились истошные крики сержантов, отрабатывающих эти самые приемы с личным составом комендантской роты, охранявшей штаб.