Семь чудес преступления - Поль Альтер

– И вы не посылали мне записку, чтобы предупредить о своем приходе?

– Записку? – удивился молодой человек.

– Ну, письмо или какое-нибудь сообщение?

Пол Брук отрицательно покачал головой.

– А почему вы решили прийти именно ко мне? – спросил Оуэн, полностью поглощенный разглядыванием полевого цветка, который только что сорвал.

– Я наслышан о вашей репутации, сэр. Вы кажетесь мне наиболее способным оценить важность моих подозрений. А кроме того, в то время у нас в доме упоминали о вас. Вы знаете моего отца, не так ли?

– Я имел удовольствие приветствовать его в тот самый рождественский вечер, на который удостоился чести получить приглашение. Мы всего лишь обменялись несколькими словами, но этого было вполне достаточно, чтобы оценить точность его суждений по поводу одного из произведений искусства…

Пол Брук прочистил горло и без всякого перехода вернулся к своим объяснениям:

– В то утро, когда я узнал из прессы о новой трагедии, мои последние сомнения рассеялись. Так как, по моему мнению, это новое и таинственное убийство окончательно все расставило по своим местам.

– Можно спросить, почему? Почему именно это убийство убедило вас больше, чем другие?

Молодой человек задумчиво пожевал травинку:

– Потому что жертвой стал военный врач Родес, настоящий великан, колосс…

Глаза Оуэна заблестели, он бросил взгляд на меня, затем повернулся к Полу Бруку, искоса смотревшему на нас и продолжавшему свою речь:

– Военный врач Родес, настоящий колосс… Эта ассоциация со словами неизбежно заставляет думать о знаменитом Колоссе Родосском, одном из знаменитых семи чудес света, на которые калькой переносятся «семь чудес преступления», что, несомненно, и реализовал этот безумец Денхем…

– Колосс Родосский… – прошептал я, а Оуэн насмешливо заметил:

– Теперь вы понимаете, почему фамилия жертвы мне показалась вполне прозрачной?

– Конечно, – заметил Брук, – это является не доказательством, но уликой, подводящей нас к той самой личности. Кроме того, я знаю, что Денхем был знаком с Родесом. В то время, примерно год назад, когда он еще не остановил свой выбор на Амели, мы иногда ходили вместе в паб пропустить кружку-другую. Его любимым местом было заведение «Телец». Тогда он и познакомил меня с Родесом, который, как и он, был завсегдатаем этого заведения. Родес – закаленный вояка, краснобай, выпивоха, любитель женщин, драчун и заядлый спорщик. Его речи, впрочем, ограничивались воспоминаниями о былых подвигах, соблазненных женщинах, галлонах выпитого пива или перебитых в сражениях туземцах.

Это был неприятный тип, которого я по мере возможности избегал. Но я не знал, были ли у Майкла с ним отношения помимо встреч в баре. Во всяком случае, факт состоит в том, что он знал Родеса.

– Все это очень поучительно, – сказал Оуэн, ослабляя узел галстука, и, указывая на ряд платанов, окаймлявших тропинку, добавил: – Становится жарко. Я предлагаю пройти туда, в тень больших деревьев. Но скажите, мистер Брук, вам приходилось видеть полотна Майкла Денхема?

Лицо Брука потемнело еще до того, как мы достигли затемненной части аллеи под большими деревьями.

– Да, разумеется… Это было год назад, когда он появился у нас в качестве художника…

– Он талантлив?

– Я, конечно, не знаток, но мне его работы показались достаточно посредственными и довольно однообразными, хотя прекрасно знаю, что именно мой отец заказал эти египетские пейзажи, где Нил и его берега бесконечно повторяются при различном освещении. И лучше бы ему ограничиться только этим!

От Оуэна не укрылось изменение интонаций его голоса, и он спросил с преувеличенной непринужденностью:

– Почему? Он писал что-нибудь другое?

– Да, но прежде чем рассказать об этом, мне следовало бы уточнить некоторые моменты, без чего у вас может сложиться неверное представление об Амели…

Оуэн прекрасно представлял себе, что лучший способ разговорить – это внимательно изучить молчание собеседника. И он на самом деле великолепно владел этим методом. Кроме того, даже замкнутый по природе человек может обнаружить красноречивую откровенность, если случай дает повод для этого и если тема по-настоящему его интересует. Это был тот самый случай: очевидно, Амели была предметом особой заинтересованности Пола Брука, голос которого слегка дрожал, когда он начинал говорить о ней.

– Я знаю Амели Долл с самого детства, так как наши отцы были очень хорошими друзьями. Когда они уехали в Египет на археологические раскопки, нам было по двенадцать лет. Я остался в Англии, а мистер Долл увез дочь вместе с собой, поэтому она провела там немало времени. Мистер Долл умер в Египте во время одной из экспедиций, а после его смерти Амели воспитывал мой отец. Однажды он тяжело заболел малярией и не мог больше заниматься ею. Когда они вернулись обратно, Амели уехала жить к своей тетке. В Египте было очень жарко, и у нее появилась… ну, скажем так, привычка легкомысленного поведения…

Щеки молодого человека покрылись румянцем, он явно был в смущении.

– У нее… как это сказать… было достаточно смягченное чувство стыда. Она могла, например, в жаркую погоду прогуливаться в саду совершенно… без всякой одежды. Я пытался поговорить с ней об этом, чтобы внушить понятие определенной стыдливости, но у нее была манера видеть вещи такими, как она считала нужным, хотя в остальном вела себя и рассуждала, как и большинство людей. Вы понимаете, что я хочу сказать?

– Я думаю, эта девушка с характером, – пояснил Оуэн, полностью поглощенный созерцанием своего цветка.

– Денхем, очевидно, извлек выгоду из ее привычки, если можно так сказать, чтобы плести свою паутину. И не замедлил предложить Амели написать ее портрет… в костюме Евы.

Она была, естественно, захвачена этим предложением. Надо сказать, в то время мы с ней еще не были связаны взаимной симпатией – по крайней мере, так, как сейчас. Но ведь они оба должны были понимать, что наша долгая дружба может перерасти в более сильное чувство. К сожалению, дальше случилось то, чего я так опасался…

– Они влюбились друг в друга! – вмешался Оуэн.

– Лучше сказать, что этот тип принял за любовь свою животную страсть. Но его чувство вовсе не было разделенным ею, как он себе представлял. Столкнувшись с таким подстрекательством, я должен был вмешаться и рассказать Амели о том, что испытываю к ней на протяжении стольких лет. И она смогла только смириться с очевидностью наших взаимных чувств, но попросила у меня время на размышление, так как не могла сразу порвать с Денхемом, с которым виделась незадолго до меня. В общем, это стало началом неопределенной ситуации, которая продолжалась до настоящего времени… Но Денхем решил положить ей конец, увы, таким трагическим способом!

Я еле сдерживался, чтобы не рассказать Полу Бруку о том, как к нам накануне приходил Майкл Денхем с теми же самыми обвинениями в его адрес. Но все-таки промолчал, предоставив моему другу свободу действий, так как знал, что он не простит мне никакой тактической ошибки.