Солги обо мне. Том второй - Айя Субботина

мартышки так густо залито кровью, что отличить ее перед от затылка я могу только по волосам. Часть из них валяется на полу сбитыми колтунами вокруг ее скорченного на полу тела.

— Я предупреждал тебя, тварь!

Она тихо стонет от пинка ногой куда-то под ребра, и заходится кашлем, разбрызгивая вокруг красную вязкую слюну.

— Пожалуйста, - слышу ее сиплое дыхание, - Олег, прошу тебя… мне больно…

— Очень хорошо, что тебе больно! - Я заношу кулак для очередной порции «воспитательных нравоучений», но меня останавливает брезгливость - манжеты рубашки и край галстука безнадежно испачканы кровью.

Все это я снимаю, сворачиваю в кулек, бросаю в раковину.

Оглядываюсь в поисках хотя бы чего-то горючего, но взгляд задерживается только на стопке глянцевых журналов. Вырываю страницы, бросаю в раковину, поджигаю и включаю вытяжку на полную мощность. Пока все это медленно горит, распуская вокруг серые и плотные клубы дыма, нахожу в нычке этой суки пачку сигарет и бутылку текилы, а когда прохожу мимо, чтобы устроиться на диванчике, пинаю мартышку еще раз.

Стонет. Ок, значит, не сдохла.

Эти твари на удивление живучие.

Пока я курю и прямо из бутылки заливаю в себя мексиканское крепкое пойло, Виктория отползает к столу. Кое как, скользкими от крови руками, хватается за ножку, подтягивает себя, чтобы сесть, но подняться на ноги точно не в состоянии, хотя пару раз безуспешно пытается.

— Я не разрешал тебе так много лишних телодвижений, - предупреждаю ее взгляд в сторону основного пространства студии, в которой она живет. Туда, где выход. - Реально думаешь, что сможешь сбежать? У тебя, сука, совсем крыша протухла?

— Мне плохо, - стонет она, и снова выхаркивает кровавый сгусток. - Мне нужно в больницу. Ты… кажется, у меня сломаны ребра.

— Если не сдохла до сих пор, значит, обойдешься своими силами.

Она опускает голову, и я вдруг отчетливо замечаю седые волосы во всей этой крашей хуйне у нее на голове, которую она почему-то считает классной прической. Наверняка еще и сделала в крутом салоне за хуеву тучу денег. Моих, блять, денег, из моего кармана, которые я вливал в эту помойку с единственным условием - выполнять свою работу, исправно и в срок. В нашем договоре точно не было пункта о том, что она имеет право на собственное мнение, отказаться и, тем более, залететь от какого-то малолетнего пидара.

— Скажи, сука, - сую в рот новую сигарету, чиркаю зажигалкой и глотаю непривычно острый дым. Курево с текилой - херовая смесь, но от нее меня хотя бы слегка отпускает. По крайней мере, убить старую потаскуху уже не хочется, хотя я был как никогда близко к этому. - Твой петушок в курсе, каким способом ты зарабатываешь деньги, на которые его содержишь?

— Не надо, - всхлипывает она.

Надо же, только что была почти присмерти, а теперь даже активно переставляет конечности, когда снова, через всю кухню, ползет ко мне на коленях, как и положено послушной побитой суке. Я брезгливо отпихиваю ее попытки вцепиться мне в ногу, но мартышка все равно хватается за штанину и висит на мне, как бы я не пытался ее стряхнуть.

— Олег, пожалуйста… Не надо… умоляю… пожалуйста… я все сделаю… я буду хорошей… только не…

Я хватаю ее за волосы на макушке и отшвыриваю на спину, потому что по ее милости на моих штанах от нового костюма теперь красные отпечатки пятерней. Сука, у меня же здесь нет ни одного костюма, блять, чтобы переодеться, только рубашка.

— Думаешь, я не в курсе, с кем ты ебешься у меня за спиной? - Иду до мойки и выливаю порцию текилы в догорающую кучу, чтобы поскорее закончить процесс. Пламя вспыхивает с новой силой, и скоро от моей дорогой рубашки из парижского бутика остается только рвань с наполовину оплавленными пуговицами. - Я все про тебя знаю, блять подзаборная. Сука, за мои деньги ты прикормила ссыкливого губастого альфонса!

Я запомнил номер машины, на котором мартышка тогда подкатила на встречу. Запомнил и дал задание пробить, чья тачка. Узнал имя, фамилию, паспортные данные, прописку. Ну а дальше уже было дело техники: оказалось, мамкин тюлень выгреб в наш большой город из зачуханой провинции, сначала потаскался по приличным конторам, пытаясь найти работу, но отовсюду с треском вылетал за прогулы и проебы в своих обязанностях. Потом подался фитнес-тренером, параллельно танцуя в стриптизе, и уже там прохавал правду жизни - зачем за копейки гнуть спину в офисе, если можно найти старую кобылу и трахать ее за разные ништяки? Ну а смазливая рожа тут оказалась только в помощь.

— Я все сделаю, - Виктория снова подползает ко мне, но на этот раз я пинаю ее ногой в плечо до того, как успевает протянуть ко мне руки.

— Ты себя в зеркало видела, шмара конченая? Что ты сделаешь, блять?

Чтобы запить брезгливость, делаю большой глоток из бутылки, а остальное выливаю на мартышку, не без удовольствия глядя на то, как она корчится, когда спирт попадает на расквашенную физиономию.

— Я же все делала, что ты хотел, - воет мартышка, как только немного приходит в чувство. По крайней мере уже не тянет ко мне свои клешни. - Всегда. Трахалась с теми, на кого ты показывал пальцем. Шпионила. Вынюхивала, что тебе было нужно.

— Не припоминаю, чтобы просил тебя залететь от ссыкливого блядуна.

— Я же… — Она всхлипывает.

— Что? Сделала аборт? - С трудом подавляю желание пнуть ее снова. - А я тебя просил? Я говорил: «Виктория, вырежи из себя это дерьмо?»

Ни о чем таком я даже близко не обмолвился. Просто в ее очередной осмотр у Абрамова вскрылось, что в мою ручную шлюху какой-то ушлепок умудрился отложить свою икру. Не успела она выйти из кабинета - а я уже знал об этом. Нарочно ни слова не сказал, прикидывая, каким будет ее следующий шаг. Через два дня она записалась на аборт. Вчера его сделала. А сегодня я приехал узнать, как продвигаются дела с Леонидом, который должен был жрать с ее рук еще неделю назад.

Дела не продвигались вообще никак, потому за своей личной трагедией мартышка тупо забила на работу, которую обязалась выполнить.

Меня эта новость ни хрена не порадовала, особенно после того, как дилетанты из «Харона» сказали, что слились и Сабуров в курсе о слежке. Я знал, что