Литература как жизнь. Том II - Дмитрий Михайлович Урнов

не за рюмкой – за чтением, перед ним том толкового словаря[254].

Вулканическая энергия постижения и отдачи за полтора десятка лет писательства. Творческая сила в нем фонтанировала. Писал он, посвистывая, и, самое редкое качество, платил литературные долги, расписался в преданности Киплингу и Конраду. Так из пишущих поступают одаренные естественной способностью самовыражения.

Хотел бы я спросить Виля о книге, посвященной Джеку Лондону, но, к сожалению, Виль не успел этой книги прочитать, и сам я сперва не обратил внимания на эту книгу, но правнучка познакомила меня с автором, Кларис Стаз, и я взялся за её объемистый труд[255].

Джек Лондон создавал о себе впечатление, будто он из простых. А простым парнем он не был, как не был пролетарием любимый им Максим Горький, хотя того называли пролетарским писателем. Писал бы я о Джеке Лондоне сегодня, назвал бы статью «Непростой парень». А Кларис Стаз идёт ещё дальше: мало сказать – непростой, он и не такой, каким его принято себе представлять – похожим на своих героев, несгибаемых одиночек, борющихся за выживание. Кларис Стаз решила показать, насколько этот вроде бы «мужчина из мужчин» был сформирован женщинами, окружавшими его с малых лет до конца его недолгих дней, его любили, ему потакали, потворствовали, словом, опекали, оберегали и баловали. Всё это – бесспорные факты. Жаль, Кларис Стаз поддалась искушению, подстерегающему историков и биографов, которые, пересматривая прежние представления о выдающихся людях и важных событиях, не дополняют, а стараются упразднить прежние представления, однако же не на пустом месте возникшие. Сама же Кларис Стаз, называя прежние представления мифами и карикатурами, пересказывает, пусть по-своему, всё те же мифы (с долей истины), воспроизводит карикатуры, гротескно изображающие, но-таки изображающие невыдуманного человека алкоголиком, бабником и драчуном. Чуть раньше книги Кларис Стаз, но в том же году, вышла биография Джека Лондона, написанная директором Центра по изучению его жизни и творчества Эрлом Лэбором[256]. Сравнил я две книги и убедился: и Кларис Стаз, и Эрл Лэбор дают читателям всё ту же драму человеческих отношений с теми же действующими лицами, разве что у каждого из авторов свой ракурс во взгляде на происходившее.

Сравнивал я две книги эпизод за эпизодом. Например, развод с первой женой. В той и другой книге перед нами двадцатидевятилетний женатый мужчина, отец двух дочерей, мечущийся между тремя-четырьмя женщинами. Ему мало матери его дочерей, ему нужна ещё и «напарница», которая бы и под парусами с ним ходила, и на пишущей машинке печатала. Он делает выбор в пользу «товарища в труде и друга на отдыхе», доставляя страдания всем, вовлеченным в эту драму, не исключая себя самого. Себя Джек Лондон пытался убедить: «Поступил по совести». Нет, делают вывод оба автора, не по совести.

Забота женщин – Кларис Стаз собрала воедино известные и ранее неизвестные следы воздействия на Джека Лондона его матери, его черной кормилицы (молока у матери не было), его сводной сестры и его второй жены. Обрисовала облик каждой из них, и становится ясно, чего Кларис Стаз и не хотела доказать: никакая любовь и забота не создала бы Джека Лондона таким, каким он стал, не будь у него дарования, энергии и «воли к борьбе», в чем Виль Быков видел стержень характера и ось его творчества.

Очерк о шторме у берегов Японии Джек сел и написал по настоянию матери, за очерк получил премию, что стало его первым литературным успехом, но мать не побуждала его уйти в море, он и в матросы нанялся, чтобы уйти из дома. Жены рядом с ним не было, когда по заснеженному перевалу он пробирался в толпе старателей на Юкон. Он бежал от семьи в край белого безмолвия. Вторая жена соответствовала избранному им идеалу любовницы, соратницы и сотрудницы, они вдвоем многое повидали, вместе пережили немало счастливых часов, он писал книгу за книгой, а она исправно перепечатывала рукописи, но «Зов предков» и «Белый клык», а также лучшие юконские рассказы «Костер» и «Любовь к жизни» были созданы до разрыва с семьей.

Написал бы он «Мартина Идена» и «Мексиканца», не уйди он от первой жены и двух дочерей? Автобиографический роман «Мартин Иден» вобрал опыт его ранних лет и отразил переломный момент – разочарование в успехе и славе. А «Мексиканец»… Был у меня среди неуправляемых студентов один, совершенно неуправляемый. С ним я никак не мог найти контакта, но как-то однажды он упомянул, что увлекается боксом, и я ему дал задание прочитать «Мексиканца» и выразить свое мнение о прочитанном. Через пару дней парень явился на занятия с горящими глазами: «Дайте мне ещё рассказ, вроде этого!» Второго такого рассказа революция в Мексике Джеку Лондону не подсказала. Он сменил вехи, стал писать о мексиканцах как о народе недоразвитом, инфантильном, нуждающемся в попечении со стороны нации цивилизованной, которая на самом деле намного моложе мексиканцев.

Что же получается? Первые двадцать девять лет жизни – это неустроенное, полусиротское детство, бродяжническая юность, женитьба не по любви и двое детей, борьба за вхождение в литературу, увенчавшаяся триумфом, но и разрывом с семьей, а затем, как выражаются биографы, с ним что-то случилось, и последние одиннадцать лет жизни и желанного чувственно-делового союза – растущая слава и увеличивающиеся благосостояние, но и неуклонное угасание. «Излучает здоровье», – написал корреспондент, встретившийся на Гаваях со всемирно известным Джеком Лондоном. Стоит посмотреть на сделанную в то время фотографию, чтобы убедиться: «излучает» симптомы болезни, которая его и прикончила. Его хотели видеть воплощением своих героев. Каких именно? Твердо стоящих на земле или же беспочвенных мечтателей?

Ко всем антиномиям добавлю ещё одну, которую я увидел, посетив его мемориальный заповедник в Лунной долине, где он строил свой замок – Дом Волка. Путешественник на море и на суше, рыбак, охотник, по его собственным словам, любитель открытых пространств стремился под крышу, а под крышей выделял себе комнатку, будто хотел забраться в нору: недуг или нелепость, что бы это ни было, во всяком случае – странность. «Моряк в седле», – так Джек Лондон сам определил себя и свою основную особенность – несуразность.

У Джека Лондона не периоды творческого подъема и упадка, как обычно у писателей, – у него разные периоды приходились на одно и то же время. Полярные по настроению романы «Мартин Иден» и «Время не ждет» написаны следом друг за другом. О сведении счетов с жизнью Джек Лондон начинает настойчиво рассуждать за три-четыре года до кончины и в те же годы занимается устройством своей