Дорога шамана - Робин Хобб

— Я не могу! Мне плохо. С меня хватит!

— Нет-нет, мой мальчик! — Голос Джариса был полон веселья. — Выпей до дна. Выпей, и мы найдем тебе женщину. Как обещали.

— Но сначала нужно доказать, что ты мужчина. Пей до дна!

— В бутылке уже совсем немного. Ты выпил больше половины!

Я узнал голос Ордо. Остальные кадеты вновь принялись уговаривать мальчишку. Я знал, что Колдер не сможет отказаться. Он очень нуждался в дружбе и всеми силами добивался одобрения окружающих. Завтра ему будет очень плохо. Что ж, он получит по заслугам.

Я хотел уйти, но какое-то нехорошее предчувствие заставило меня остановиться, чтобы посмотреть, чем все это закончится, словно на сегодня мне было еще недостаточно отвратительных спектаклей. В толпе вновь на несколько мгновений образовался просвет, и я увидел Колдера, стоявшего в окружении кадетов с бутылкой в руке. Мальчишка едва держался на ногах, однако поднес горлышко к губам и стал пить. Он зажмурил глаза, словно ему было больно, и его адамово яблоко заходило вверх-вниз.

— Пей до дна, до дна, до дна! — вновь закричали кадеты. Толпа загородила Колдера, и я зашагал прочь. Послышались громкие вопли и рев одобрения: — Ты настоящий мужчина, Колдер! Ты это сделал! — Они принялись аплодировать, но потом презрительно расхохотались. — Ну, все в порядке, парни! Сегодня он больше не будет бегать за нами! Пошли к леди Парра. Теперь, без этого щенка, она нас впустит.

И все пятеро, радостно хихикая, поспешили раствориться в толпе. Колдера среди них не было. Наверное, он потерял сознание. Я не имел к произошедшему никакого отношения. Конечно, кто-то за это ответит, и я не сомневался, что козлом отпущения окажется кто угодно, но только не сынок полковника. И чем дальше я буду держаться от мальчишки, тем лучше мне будет. Но я вновь повернулся и стал пробираться к Колдеру. Он неподвижно лежал на земле лицом вверх. Одной рукой мальчишка все еще сжимал горлышко бутылки. Это было дешевое крепкое пойло, а не вино или пиво, и меня передернуло от неприятного запаха. Колдер не шевелился. В неровном свете факелов его лицо приобрело цвет грязного снега. Рот был слегка приоткрыт, лицо перекошено, на шее все еще висела маска домино. Неожиданно его живот и грудь стали бурно вздыматься, мальчишка задергался. Из уголка рта потекла темная жидкость. Он слабо закашлялся и с хрипом втянул в себя воздух, затем вновь застыл в неподвижности. От него уже сильно воняло рвотой, все штаны были перепачканы.

Я не хотел до него дотрагиваться. Но мне приходилось слышать, что можно умереть, захлебнувшись собственной рвотой. Я не настолько ненавидел Колдера, чтобы позволить ему умереть от собственной глупости. Поэтому я присел рядом с мальчишкой на корточки и перевернул его на бок. Как только я это сделал, он вдруг глубоко вдохнул, а потом у него началась бурная рвота. Затем он вновь перекатился на спину. Его глаза так и не открылись. Меня поразило, какой он бледный. Сняв перчатку, я коснулся его лба. Кожа была холодной и влажной, а не горячей, как обычно бывает после выпивки. И вновь, почувствовав мое прикосновение, он вздохнул.

— Колдер! Колдер! Очнись. Ты не можешь здесь оставаться. Тебя затопчут, или ты замерзнешь. — Люди равнодушно обходили нас, не обращая внимания на распростертого на земле мальчишку. Женщина в лисьей маске рассмеялась, но никому не пришло в голову предложить свою помощь. Я встряхнул мальчишку. — Колдер! Вставай! Я не могу торчать тут с тобой всю ночь. Поднимайся на ноги.

Он вздохнул, и его ресницы затрепетали. Я схватил мальчишку за ворот шинели и посадил.

— Очнись! — рявкнул я.

Он слегка приоткрыл глаза, но потом веки вновь опустились.

— Я это сделал, — едва слышно пробормотал он. — Сделал. Я все выпил! Я мужчина. Дайте мне женщину. — Он говорил все тише, а его лицо по-прежнему оставалось неестественно бледным. — Мне плохо, — неожиданно заявил он. — Я заболел.

— Ты пьян. Тебе нужно домой. Вставай и иди домой, Колдер. Он поднес обе руки ко рту, а потом скрючился и крепко прижал ладони к животу.

— Я болен, — простонал он и вздрогнул.

Если бы я его не поддерживал, он бы вновь упал на землю. Я встряхнул Колдера, его голова болталась из стороны в сторону. В этот момент рядом с нами остановился мужчина и посмотрел на мальчишку.

— Тебе нужно отвести его домой, сынок, чтобы он хорошенько отоспался. Нельзя было давать ему столько пить.

— Да, сэр, — автоматически ответил я, хотя и не собирался ничего этого делать.

Однако я не мог уйти и бросить его на снегу. Я решил, что нужно оттащить мальчишку туда, где его не затопчут и где он не замерзнет, ибо я чувствовал, что мороз крепчает.

Взяв Колдера за запястья, я попробовал тащить его за собой, но он болтался, как тряпичная кукла. Тогда, обняв одной рукой мальчишку за талию, я положил его руку себе на плечо и поставил на ноги. Получилось неудобно, поскольку я был заметно выше.

— Шагай, Колдер! — гаркнул я ему в ухо, и он что-то пробормотал в ответ.

Мы побрели через площадь к стоянке наемных экипажей. Он пытался перебирать ногами и все время что-то лепетал.

В ту ночь я в полной мере оценил размеры Большой площади. Мы медленно продвигались вперед, но иногда толпа заставляла нас останавливаться. Один раз нам пришлось обогнуть огромный участок, огороженный веревкой, где вовсю танцевали сотни людей. Большинство не попадали в ритм музыки, на лицах у некоторых застыла недовольная гримаса, словно они не получали никакого удовольствия от праздника, но, невзирая на это, все продолжали бессмысленно подпрыгивать и размахивать руками.

У Колдера случился еще один приступ рвоты, и он едва не испортил юбку какой-то леди. Я держал его за плечи, пока жидкость бурной струей вырывалась изо рта, — хорошо еще, что джентльмен, сопровождавший даму, молча увел ее прочь. Когда Колдер немного пришел в себя, я потащил его дальше. В конце концов мы добрели до одного из замерзших фонтанов, и я усадил мальчика спиной к каменной чаше. К моему сожалению, воды в ней не оказалось. Вытащив из кармана платок, я кое-как вытер ему лицо и нос, после чего выбросил испорченную тряпицу.

— Колдер! Колдер, открой глаза. Тебе нужно встать и идти самому. Я не могу тащить тебя до дома.

Он ничего не ответил, мальчишку била крупная дрожь. Его лицо было бледным, кожа оставалась влажной. Я пожал плечами и пошел прочь, оставив Колдера у фонтана, словно никому не нужную груду грязного белья. По сей день не знаю, что заставило меня вернуться. Он был сам во всем виноват, и я, естественно, не чувствовал себя хоть чем-то ему обязанным. Более того, я терпеть не мог этого сплетника, вруна и избалованного щенка. И все же я не мог бросить его, хотя ничего другого он не заслуживал. И я вернулся.

Больше я не пытался заставить его идти самостоятельно. Взвалив Колдера на плечо, словно он был раненым, я понес его через площадь. Так у меня получалось гораздо быстрее, поскольку люди стали расступаться перед нами. С трудом добравшись до стоянки экипажей, я был вынужден пристроиться в хвост длиннющей очереди. На улицах все еще было полно пешеходов, поэтому экипажи двигались крайне медленно.