Воин кровавых времен - Р. Скотт Бэккер

Да, я скорее склоняюсь к этому. Я устал нести ответственность…»

Стаджанас II, «Размышления»

4111 год Бивня, зима, Карасканд

На следующее утро над Караскандом висела пелена дыма. Город был испятнан пустошами пожаров, на которых то тут, то там виднелись огромные выпотрошенные постройки. Мертвые были повсюду: они грудами лежали перед дымящимися храмами, валялись в разграбленных дворцах и на площадях прославленных караскандских базаров. Коты лакали кровь из луж. Вороны выклевывали незрячие глаза.

Пение одинокой трубы скорбным эхом разнеслось над крышами. Все еще хмельные после вчерашнего, Люди Бивня зашевелились, предвидя день покаяния и мрачного празднования. Но из разных районов города стали доноситься голоса других труб — призыв к оружию. Рыцари в железных доспехах затопали по улицам, выкрикивая: «Тревога! Тревога!»

Те, кто взобрался на южные стены, увидели огромные отряды всадников в разноцветных одеждах, что перехлестнули через гребень холма и теперь скатывались вниз по склонам, поросшим редким лесом. Каскамандри I, падиражда Киана, наконец-то лично повел военные действия против айнрити.

Великие Имена отчаянно пытались собрать своих танов и баронов, но это было безнадежно, ибо люди рассеялись но всему городу. Готьелк все еще был не в себе после гибели младшего сына, Гурньяу, и от него ничего нельзя было добиться. А тидонцы отказались покидать город без своего возлюбленного графа Агансанорского. Длинноволосые туньеры после недавней смерти принца Скайельта распались на плохо организованные отряды и теперь безответственно вернулись к грабежу. А айнонские палатины, когда Чеферамунни оказался на смертном ложе, принялись враждовать между собой. Трубы звали и звали, но мало было тех, кто откликнулся на их зов, слишком мало.

Фанимские кавалеристы спустились с холмов так быстро, что большую часть осадных лагерей Священного воинства пришлось бросить, вместе с военными машинами и съестными припасами. Отступавшие рыцари подожгли несколько лагерей, чтобы добро не попало в руки язычников. Сотни больных, неспособных спасаться бегством, были брошены на произвол судьбы. Отряды рыцарей-айнрити, пытавшихся противиться продвижению падираджи, быстро оттеснили или обратили в бегство, а по их следам катились волны улюлюкающих всадников. На протяжении утра Великие Имена лихорадочно собирали тех, кто остался за пределами Карасканда, и прилагали все усилия, чтобы организовать оборону городских стен.

Победа обернулось ловушкой. Они оказались заточены в городе, который уже на протяжении нескольких недель пребывал в осаде. Великие Имена приказали быстро обследовать продовольственные запасы. Когда они узнали, что Имбейян, поняв, что потерял Карасканд, сжег городские амбары, они впали в отчаяние. И конечно же, огромные кладовые последнего оплота города, Цитадели Пса, были уничтожены Багряными Шпилями. Разрушенная крепость все еще горела, маяком возвышаясь над самым восточным из холмов Карасканда.

Восседая на роскошном канапе, окруженный советниками и многочисленными детьми, Каскамандри аб Теферокар наблюдал с террасы брошенной виллы, расположенной на склоне холма, как огромные крылья его армии неумолимо смыкаются вокруг Карасканда. Прижавшись к его огромному, словно у кита, животу, очаровательные дочки падираджи засыпали отца вопросами о том, что здесь произошло. На протяжении нескольких месяцев он наблюдал за Священным воинством из роскошных святилищ Кораши, из возвышенного дворца «Белое солнце» в Ненсифоне. Он положился на проницательность и талант своих полководцев. Он презирал идолопоклонников-айнрити, считая их варварами, ничего не смыслящими в войне.

Но с этим было покончено.

Чтобы возместить ущерб, причиненный его недосмотром, падираджа собрал воинство, достойное его предков, некогда ведших джихад. В него входили те, кто выжил при Анвурате, — около шестидесяти тысяч сильных воинов, под командованием несравненного Кинганьехои, отказавшегося от вражды с падираждой; гранды Чианадини, родины кианцев, и с ними около сорока тысяч кавалеристов под командованием блестящего и безжалостного Фанайяла, сына Каскамандри; и давний данник Каскамандри, Пиласаканда, король Гиргаша, чей вассал Хетмен вел с собой тридцать тысяч чернокожих фаним и сто мастодонтов из языческого Нильнамеша. Эти последние вызывали у падираджи особенную гордость, в то время как его дочери при виде неуклюжих гигантов ахали и хихикали.

Когда спустился вечер, падираджа приказал штурмовать стены города, в надежде воспользоваться тем смятением, что охватило идолопоклонников при виде его преимущества. Принесли лестницы, сделанные еще плотниками-айнрити, и прикатили единственную осадную башню, захваченную в целости и сохранности, и вдоль стен, примыкающих к Вратам Слоновой Кости, вспыхнул яростный бой. Мастодонтов впрягли в огромный таран, окованный железом, — тоже сделанный Людьми Бивня, — и вскоре раскатистый рокот барабанов и трубные вопли слонов перекрыли крики дерущихся. Но железные люди отказывались сдавать стены, и кианцы с гиргашцами понесли ужасающие потери — в том числе четырнадцать мастодонотов, сожженных заживо кипящей смолой. Младшая из дочерей Каскамандри, прекрасная Сироль, расплакалась.

Когда солнце наконец зашло, Люди Бивня встретили темноту с облегчением и ужасом. С облегчением — потому что сегодня сумели спастись. А с ужасом — потому что все равно были обречены.

Низкое стаккато барабанной дроби.

Пройас — рядом с ним стоял Найюр — прислонился к известняковому парапету на вершине Роговых Врат, глядя через бойницу на грязную равнину внизу. Окрестности кишели кианцами, которые стаскивали вещи и палатки айнрити на огромные костры, устанавливали яркие шатры, подновляли частоколы и земляные валы. Отряды всадников в серебристых шлемах патрулировали холмы.

Айнрити пришлось занять те же самые места, чтобы обстреливать нападающих; обгоревшая махина осадной башни стояла на расстоянии броска камня от того места, где устроился Пройас. Принц крепко зажмурился; глаза жгло, словно огнем. «Этого не может быть! Только не это!»

Сперва эйфория — полный экстаз! — вызванная падением Карасканда. Затем падираджа, который так долго оставался не более чем слухом об огромных силах, скапливающихся на юге, материализовался на холмах у города. Сперва в голове у Пройаса билась одна-единственная мысль: кто-то совершил чудовищную ошибку; все уладится само собой, как только прекратится хаос грабежей. Эти отряды всадников в шелковых одеяниях — они не могут быть кианской кавалерией… Язычники были смертельно ранены под Анвуратом — уничтожены! Священное воинство взяло могучий Карасканд, великие врата Ксераша и Амотеу, и уже готово было вступить в Священные земли! Они были так близко!..

Так близко, что в Шайме — Пройас был в этом уверен — видели на горизонте дымы Карасканда.

Но кавалеристы действительно были кианцами. Они охватили город огромным кольцом, и над ними реял Белый Лев падираджи. Они жгли оставшиеся без защиты лагеря айнрити, убивали больных и гнали прочь безумцев, которым хватало глупости препятствовать их продвижению. Каскамандри пришел. И Бог, и надежда покинули их.