Тайный сыск царя Гороха. Книги 1-5 - Андрей Олегович Белянин

– Росточком, стерва, с меня будет. Возрастом, мерзавка, наверняка помоложе, – закатив глаза и наморщив лоб, пустился вспоминать дьяк. Я старательно фиксировал все под запись. – Коса у поганки черная, длинная, аж до энтого места… Лицо гладкое, нос ровный, губы розовые, глаза вроде тоже черные, но до того смазливые, что так и тянет плюнуть! Одета была в сарафан простенький, а так к телу льнул бесстыже – ну, ровно нагишом, срамота безбожная, ходит… Примет особых нет, но тока кто раз энту мымру уродливую увидит – вовек не забудет!

– Так, так, так… записал. И последний момент – где и при каких обстоятельствах вы видели описываемую вами особу?

– Где видел-то? У дверей царских и видел, как они обе, фифы расфуфыренные, все задами вертели, хиханьками да хаханьками маялись. Ужо потом Ксюшка первая в дверь гадюкой проскользнула, а за ней и чернявая ввинтилась. Совсем царь наш мозги потерял, двух девок зараз лапает! Ведь загнется на хрен, бугай непроизводи…

Договорить он не успел. Двое стрельцов не сговариваясь опустили тяжелые кулаки на макушку скандалиста. Гражданин Груздев без звука опрокинулся навзничь, задрав тощие ноги в грязных лаптях.

– Прощенья просим, батюшка участковый… А только не можно нам такие оскорбления в лицо самого царя сносить! Отвели душеньку, а теперь уж хоть на плаху…

– Вынесите на улицу, побрызгайте водичкой, как придет в себя, отпустите на все четыре стороны, – ровно посоветовал я. – Но помните, впредь любые рукоприкладства в отделении будут караться немилосердно!

– Слушаемся! – радостно гаркнули оба, подхватывая дьяка под мышки.

– Минуточку… Я передумал, Филимона Митрофановича сдайте на руки Митьке, у него большой опыт по части обливания. А вы оба пойдете с запиской к царю. Я сам хотел, но, видимо, не стоит. Ничего, что время позднее, надеюсь, он не спит. Вручите лично! Это краткое содержание сегодняшнего допроса. Пусть прочтет и повспоминает потщательнее. Да, и предупредите гражданку Сухареву, что завтра утром я ее навещу, пусть будет дома. Вопросы есть?

– Никак нет!

– Тогда с Богом, молодцы!

– Ну, так что ж теперь, Никитушка? – подсела ко мне Баба Яга, когда все вышли. – Теперь уже точно знаем мы – была девица, никем, окромя дьяка Фильки, не замеченная, что вполне могла чертежи царские унесть. Как она это провернула, ей видней, а вот как нам такую хитрющую бестию изловить, а?

– Меня смущает только цвет волос…

– Чьих волос?

– В этом-то и весь вопрос. Мы строили версию ограбления на участии неизвестной девицы. По всем параметрам подходила только одна – беглянка Настасья с постоялого двора Поганова. Но у нее коса рыжая, а дьяк утверждает, что «подруга» Ксении была брюнеткой.

– Тьфу, мелочь какая! – лихо шмыгнула носом бабка. – Да ить рази девке проблема косу-то перекрасить?! Да я сама за полчаса тебя хоть блондином, хоть брунетом, хоть рыжим с перепелесым заделаю…

– У Настасьи были светлые глаза, какого-то серовато-голубого оттенка.

– И энто легко поправимо: соком травным в глаза покапай, так и черней ночи станут. Надо тока травы нужные знать.

– Ладно, пока не хочу с вами спорить… – Я нервно обернулся: – А что это за крики у нас на дворе?

Крики – это даже мягко сказано. С задней части нашего двора, там, где колодец и конюшня, неслись длинные истерические вопли человека, которому без наркоза выкорчевывают зубы. Выскочив на порог, я с ходу наорал на еремеевских стрельцов. Те замялись:

– Дык ить вы же сами ему приказывали… вот он и это…

– Кому приказывал?! Что?! Где?! – Плюнув, я бросился туда, откуда еще доносились слабеющие взвизги. Стрельцы припустили следом.

– Не извольте гневаться, батюшка сыскной воевода! Нам же приказ ваш слово в слово передали… Дмитрию дьяка задержанного вручить, чтоб водой обливал. А Лыков с Потаповым к государю грамотку вашу понесли. Ну, мы как есть все исполнили…

– Митька-а-а!

На заднем дворе, облокотясь на колодезный сруб, стоял этот старатель и напряженно вглядывался внутрь. В его кулаке был зажат обрывок мокрой веревки… Я застонал. – Никита Иванович, я ж как лучше хотел. Думаю, что ж зря землю мочить – и лужа будет, и Филимон Митрофанович домой весь в грязи пойдет. Вот и сунул его в бадеечку… Он не спорил, не в сознании был. Два раза макнул, чую, хорошо… Кричи-и-и-т! В себя пришел, значит… Я его вежливо так наверх тяну, а веревка-то возьми да и оборвись.

– Где дьяк?! – обомлел я.

– Тама он… – Митяй честно ткнул пальцем в темную пасть колодца, – самого не видать, но вроде притих… Тока пузыри пущает, и то иногда…

– У-у-у-я-я-а-а-й-е-мое!!! – взвыл я, лихорадочно стаскивая с себя китель. – Веревку мне, живо!

Стрельцы доставили ее мигом, пока я возился с сапогами. Зажав свободный конец зубами, я с головой бухнул в ледяную воду. Митьку проклинал на чем свет стоит… Единственный плюс – то, что почти сразу же сел на шею утопающего гражданина Груздева. Вроде он еще как-то булькал. Я обвязал тощее тело веревкой под мышки, затянул два узла и громко приказал тащить. В шесть рук дьяка вздернули наверх, как пескаря из зеленой речушки. Меня вынимали вторым заходом. Естественно, обоих сразу в баню. Распарив все кости, мне с трудом удалось избавиться от чувства лютого, звериного холода. Уходить не хотелось, будь моя воля, я там бы и уснул. Но Яга силком загнала меня в терем, заставила выпить граненый стакан крепчайшей настойки на кедровых орешках и только после этого отправила наверх в постель. Подобной процедуре был подвергнут и несчастный дьяк. Правда, уложили его в сенях на лавке, но бабка дала грубияну такую дозу снотворного, что он рухнул, так и не успев высказаться до конца. Ничего, завтра вспомнит, добавит…

Ночь выдалась совершенно сумасшедшая!