Тайный сыск царя Гороха. Книги 1-5 - Андрей Олегович Белянин

– Да говорю же, отколь ему, вору, было знать, где что прячется?! Тут ить угадать надо, куда ступить, как обернуться, опять же ключи у меня на шее были.

Я подошел к двери в спаленку, на них не оказалось ни замка, ни крючочка.

– Вы спали с Сухаревой?

– Нет… в бирюльки играли, – буркнул царь.

– Я не в этом смысле. Она осталась у вас ночевать? Вы уснули вместе?

– Ну да вроде… а что?

– Если гражданка Сухарева по простоте своей провела вплоть до ваших покоев свою «подругу», оставила ее «погодить» на лавочке, а сама вошла к вам в спальню – естественно, что вы вторую девушку не видели. А вот она вполне могла заглянуть к вам, убедиться, что все тихо, снять ключи, совершить кражу и перед уходом повесить их вам обратно на шею.

– А… а… а из терема как же? – попытался возразить пораженный государь.

– Просто, – ответил я. – Стрельцы никогда не станут задерживать девицу, выходящую из ваших покоев. Они даже отвернутся, чтоб не глядеть куда не надо. В ваши амурные дела рискнул сунуть нос лишь дьяк Филимон Груздев, прочие стыдливо молчали.

– Да-а… – Горох обхватил голову руками и вновь потянулся к выпивке, но в дверь постучали.

– Баба Яга с экспертизою! – доложили царские стрельцы. – Очень уж принять просют…

Яга вошла бочком, царя она боялась и уважала, хотя «ради интересов следствия» всегда проявляла при нем несгибаемую твердость. Горох важно кивнул, широким жестом указал старушке на скамью рядом с собой и полез за третьей стопкой. На дне штофа еще что-то плескалось…

– Нет. На сегодня алкоголя достаточно, я при исполнении.

– Ладно, тебе не наливаю. Мы с бабушкой на двоих выпьем, да?

– И ей нельзя. Давайте сначала выясним, что у нас там по делу.

– Сначала выпьем!

– Нет, – твердо уперлись мы с бабкой.

– За покойницу?! – мгновенно набычился государь, сведя брови над переносицей под совершенно невероятным углом. Мы выдержали тяжелый психологический поединок, и в конце концов под нашими праведными взглядами Горох опустил глаза и сдался.

– Докладывайте, – попросил я Ягу.

– Докладаю, – приступила бабка. – Гражданка Сухарева Ксения Николаевна не своей смертью померла. Убили ее. Отравили начисто, тем же ядом и тем же макаром. В кружке с чаем развели, да ей и подсунули. На столе халва осталась, пряники, пирог, кусками порезанный, – не одна она за полночь чаевничала. На мизинчике левом ноготок сломан, токо уголок остренький торчит. Думаю, ужо когда падала, убивец ее поддержал, чтоб шуму не было, а она об его одежу али еще чего ноготь и обломила.

– Возможно, оставив царапину или ссадину? – уточнил я. Бабка согласно кивнула.

– Да вот волос еще, рыжий, длинный… Больше ничего полезного сказать не могу. Все обсмотрела, обыскала, обнюхала – прямого чародейства нет. Но было оно… что-то такое махонькое в воздухе носится, а угадать не могу…

– Тот, кто взял чертежи, попытался залечь на дно. Однако из боязни, что мы его все равно достанем, он начал планомерно уничтожать свидетелей. Это может означать только одно – следствие движется в правильном направлении. К сожалению, я не великий Шерлок Холмс и не почтенный отец Браун. Наши милицейские методы зачастую рутинны и не всегда завершаются театрально эффектным финалом. Мы будем следовать путем логики и фактов, а факты таковы…

– Никита Иванович, – дрогнувшим голосом перебил государь, – хрен бы с ними, с чертежами! В конце концов, мои умельцы новых намастрячат, но убийцу Ксюши найди! Живьем поставь пред очи мои мутные…

– От чего ж мутные-то, батюшка?! – перекрестилась Яга.

– От горя и алкоголю, – значимо ответствовал царь.

– Так вот, факты таковы, что сейчас у нас сохранился только один свидетель – думный дьяк Филимон Груздев. И его жизнь находится в большой опасности… Однако если мы попробуем использовать его как живца, то наверняка выйдем на истинного виновника!

– Или исполнителя, – поправила меня бабка. – Главный злодей-то, поди, дома сидит, паутину плетет… Но ничего, мы как веточки все обрубим, так и за корень возьмемся. Небось выдернем… А ты, государь, крепись… За отцом Кондратом пошли, он хоть до развратников и суров, но отпевание лучше всех в столице разумеет. Как поет… как поет, даже у меня, грешницы, сердце замирает…

– Нет его, к послам константинопольским в монастырь соседний отправился, иконы редкие для храмов принять. Раньше послезавтра его и не жди, – вздохнул Горох.

– Ну, тогда отца Евграфа из Иоанна Предтечи, тот тоже поп не из последних…

– Спасибо на добром слове. За поддержку, за участие опять же, – царь поочередно обнял нас обоих. – Идите сами, провожать не буду. Вслед ругаться тоже не стану, настроение не то… Расстарайся, Никита Иванович, чай, не забыл – завтра поутру срок!

– Так точно, примем к сведению, – козырнул я и невольно обернулся к дверям. Оттуда давно доносился невнятный шум, постепенно усиливаясь и прорываясь подозрительно истерическими взвизгами. Переглянувшись, мы все отправились посмотреть. В тереме творилось что-то невообразимое… Стрельцы спешно раздували фитили, со двора слышалось ржание встревоженных лошадей, туда-сюда носились взъерошенные слуги, бояре прятались по углам, со всех сторон летели ругань, плач, проклятия и причитания. Первым, кто хоть что-то смог объяснить, оказался памятный своим отношением к милиции добрый боярин Кашкин:

– Бунт, государь! Народ поднялся…

Последние два слова прозвучали у него особенно высоко и торжественно. Господи ты Боже! Ко всем моим проблемам вот только еще уличных беспорядков не хватало… Найду зачинщиков – сам расстреляю, без суда и следствия! Нет, ну какого черта, в самом деле? Куда нам тут бунт? У меня дело нераскрытое…