Мир до и после дня рождения - Лайонел Шрайвер

Исчезнуть, не сказав ни слова, было жестоко, и это также давало ей повод злиться. Он даже не позвонил вскоре и не извинился. Она все понимает. Лоренс заигрался в «плохого мальчика». Но по сути своей он человек высоких моральных принципов. Следовательно, единственное, что он сейчас переносит с трудом, — собственную неправоту. Он смог бы посмотреть в глаза ей, но не может видеть себя. Он трусит.

Ирина пытается разобраться и в своих чувствах. К третьему бокалу и пятой сигарете ей становится понятно, что практичные поступки Лоренса говорят сами за себя. Вскоре ей предстоит задушить это чувство в зародыше и понять, как поступить.

Еще кусочек сыра «пор-салю». Несомненно, лучшим средством утоления голода в это время дня стал бы попкорн. Даже будучи слегка нетрезвой, она сможет приготовить это низкокалорийное блюдо с высоким содержанием клетчатки за пять минут. Десятки приправ манят с полки со специями. Однажды она уже пыталась побороть себя. Ароматы специй напоминали благоухание свадебного букета, вид пустой миски заставил ее расплакаться. В шкафу хранятся четыре мешка зерен, и в какой-то момент она их непременно выбросит. Слегка шатаясь, она проходит и выключает телевизор, запирает дверь на цепочку, чуть убавляет мощность отопления. Эти привычные действия, включая чистку зубов, уже не кажутся ей чем-то обыденным.

Проснувшись, она смотрит на немытые бокалы с недопитым виски и на нож в раковине и ощущает неприятный вкус во рту. Отопление работало всю ночь на полную мощность, и теперь в квартире жарко, как на раскаленной сковороде. Разум подсказывает ей вернуться в постель и приходить в себя, начав с нуля, как пережившему инсульт больному, которому надо учиться произносить слова «погода» и «ведро».

Под зимним одеялом становится жарко, она подумывает заняться мастурбацией, но отказывается от этой идеи. У нее больше не осталось фантазий. Эта странная, непостижимая, приносящая боль мысль превращает сексуальное удовлетворение в источник зла.

Не вникая в смысл, она перелистывает насколько страниц книги «Искупление» Пэна Макьюэна. Как следствие, продуктивность сегодняшнего дня равняется нулю. Прогулка в Хэмпстед-Хит оказывается бесполезной и омраченной нарушениями зрительного восприятия: она принимает экскременты за свернутый коричневый листок, а мусор за белые полевые цветы. В такой день она должна испытывать к себе отвращение, но она не может. Она довольна. Так или иначе, еще один день закончен.

— Представляешь, я только сегодня познакомилась с родителями Рэмси, — сказала Ирина и посмотрела на бокал вина, который держала в руке. — Очень приятные люди — настоящие британцы, хорошо воспитаны. Но знаешь, самое удивительное, что их манера говорить совсем не такая, как у Рэмси. Никакого акцента Южного Лондона, ничего похожего. Четкое произношение, как у ведущих на Би-би-си. Отец профессор истории в колледже Голдсмит. Думаю, он ничем не хуже Паксмана.

— Так у Рэмси приобретенный акцент?

— Ну, не думаю, что специально, скорее непроизвольно.

— Да, конечно, — кивнул Лоренс. — В снукере ему не помогли бы манеры и речь Джерими Паксмана.

— Знаешь, что больнее всего? Мне кажется, для Рэмси было бы важнее, чтобы они пришли на его финал на чемпионате мира, а похороны могли бы и пропустить.

Их любимый ресторан находился рядом с церковью, и после церемонии они с Лоренсом зашли в клуб «Гасконь» выпить по стаканчику. В противном случае Лоренс просто бы сбежал; он по-прежнему ненавидел массовые мероприятия. Значит, у нее есть шанс уговорить его присутствовать на поминках, которые пройдут ближе к вечеру.

— Ты уверен? — с нажимом спросила она. — Там будут все звезды снукера: Стивен Хендри, Ронни О’Салливан, Джон Пэррот.

— Нет, — покачал он головой. — Я не член семьи и не близкий друг; буду чувствовать себя неуютно.

Она была рада уже тому, что он пришел на похороны. Рэмси был бы тронут.

— Как ты считаешь, в чем здесь дело? — спросил Лоренс. — Родительское противостояние?

— Полагаю, они предупреждали Рэмси, что он сломает себе жизнь, если бросит школу и посвятит себя снукеру. Потом тридцать лет смотрели на него по телевизору. Некоторые люди не могут смириться с тем, что были не правы. Тебе, должно быть, это понятно. Ты ведь сам такой.

— Эй, а вспомни Джуд?

Ирина рассмеялась. Она ощутила непривычную легкость и вспомнила, что последнее время у нее не было поводов для смеха.

— Да уж! Просто прима драматического театра! Как она рыдала. Глядя на нее, можно было подумать, что она вдова, а не бывшая жена, бросившая его восемь лет назад.

— Стерва, — сказал Лоренс с той интонацией, которая раньше ее раздражала, а теперь ласкала слух. — Как это низко — использовать похороны для того, чтобы привлечь внимание к себе. Послушай, ты не хочешь перекусить?

— Мне еще предстоят поминки… Боюсь, у меня нет на это времени. Спасибо тебе.

— Ты очень похудела. — Он посмотрел на нее с прищуром.

— Сам понимаешь, столько всего навалилось… Последние несколько месяцев… номером один в списке дел было не испечь пирог с ревенем.

— Я понимаю, тебе было очень тяжело.

— Да. Очень.

Она была страшно измучена. Для живых смерть — это вор. Ирина страдала, у нее было такое чувство, будто неизвестные забрались к ней в дом и украли музыкальный центр. Но случались и передышки. В данный момент она была спокойна и задумчива. В смерти есть нечто странное. Из-за нее жизнь кажется грустной и непонятной. Забавно, как быстро человек забывает о том, что недавно был на похоронах. Последнее время ей приходилось напоминать себе, что все люди смертны. Похороны, кроме всего прочего, стали для нее возможностью посидеть на скамье и послушать музыку. И она была рада видеть Лоренса. Они очень давно не виделись. Отношения между ними стали на удивление ровными, и это успокаивало.

— Рэмси, — заговорил Лоренс, — был хорошим парнем.

— Рэмси, — отозвалась Ирина, — был прекрасным человеком. Очень красивым.

— Ну, я не знаю насчет красоты… — Лоренс отвел взгляд.

— Нет, ты не знаешь. Он был прекрасным человеком.

— А что больше нравится женщинам? Прекрасный мужчина или красивый?

— Все зависит от того, какой из них рядом с ней. Время от времени она будет задумываться, а как было бы с другим.

— Знаешь, я пару раз отзывался о Рэмси не очень хорошо и теперь об этом жалею.

— Не переживай. — Она похлопала его по плечу. — У тебя были на то причины.

Прикосновение к нему, хоть и краткое, не затронуло никаких струн в ее душе, а ведь многие годы у нее были интимные отношения с этим мужчиной. После расставания интимные процессы развиваются в обратном направлении. Она тысячи раз видела, как он писает, но сейчас бы непременно закрыла дверь в туалет.