Гражданская война в Испании. 1936-1939 - Николай Платошкин

8 февраля на рейде главной военно-морской базы Менорки Маона появился английский крейсер «Девоншир», командир которого попросил Убиету нанести ему визит вежливости. Приехавший на «Девоншир» адмирал неожиданно встретил там гражданского губернатора занятой мятежниками Майорки графа де Сан Луиса, который в ультимативном тоне потребовал немедленной капитуляции гарнизона Менорки. Это требование поддержали англичане. Но Убиета отказался, и для большей убедительности на Менорку произвели налет 70 итальянских бомбардировщиков. Капитан «Девоншира» еще раз потребовал от Убиеты сдачи. Адмирал, выговорив себе право покинуть Менорку, капитулировал и граф де Сан-Луис прямо по радиостанции английского крейсера вызвал с Майорки франкистские войска, которые оккупировали остров. 450 человек по составленному Убиетой списку на борту «Девоншира» направились в эмиграцию.

В Англии поднялась буря возмущения. Чемберлен сначала изворачивался и сводил роль «Девоншира» к гуманитарной акции вывоза с острова командования республиканцев. Но потом британский премьер был вынужден признать, что капитан «Девоншира» действовал по поручению правительства, и вся операция была заранее согласована с мятежниками.

13 февраля, выполняя поручение Негрина, посол республики в Лондоне Аскарате вручил в Форин офис ноту, в которой выражалось согласие на немедленное прекращение военных действий, если Великобритания гарантирует недопущение политических репрессий в Испании после войны. Но в феврале основной заботой Парижа и Лондона в испанском вопросе было скорейшее признание правительства Франко, пока оно окончательно не попало в объятия оси Берлин-Рим. Причем Лондон, опасаясь негативной реакции в США (Белый дом был завален десятками тысяч телеграмм, требовавших от Рузвельта не признавать диктаторский режим Франко), побуждал Париж сделать шаг навстречу Франко первым. В начале феврале в Бургос был направлен «с частной миссией» бывший министр просвещения Франции академик Леон Берар, жена которого была испанкой.

Берар должен был выяснить условия нормализации отношений Франции с «национальной» Испанией. Французского посланца долго не принимали. Затем Хордана подчеркнуто холодно сообщил, что Франция должна признать режим Франко де-юре без всяких проволочек и немедленно передать ему все активы (включая золото Испанского банка и советское оружие), находящиеся на ее территории.

18 февраля Франко сообщил англичанам, что не даст никаких письменных гарантий побежденным республиканцам. Они должны положиться на «благородство» «генералиссимуса». Этот ответ звучал как издевка для тех, кто помнил резню в Бадахосе и Малаге.

Франкисты детально сообщали о своих переговорах с англичанами и французами, немцам и итальянцам, которые рекомендовали, не идти ни на какие уступки, приводя пример Мюнхена. Итальянские газеты открыто смеялись над «слабаками-французами».

Англичане, вызвав Аскарате, сообщили ему, что готовятся направить Франко ноту, в которой просят каудильо разрешить свободный выезд после войны всем желающим и судить виновных «в преступных действиях» по испанскому закону и в «разумных пределах». Форин офис хотел знать мнение республики. Аскарате сказал, что согласие на такой мир может дать только Негрин, и запросил телеграммой мнение премьера. Но Негрин не получил это донесение, так как в Мадриде его перехватил Касадо. 21 февраля англичане жестко заявили Аскарате, что если на следующий день они не получат ответ республиканского правительства, то оставляют за собой полную свободу действий в отношениях с Франко.

Не исключено, что Касадо действовал в Мадриде по согласованию с британским консулом, которого хорошо знал и с которым часто встречался. И англичане, и Касадо хотели свалить Негрина, выставив его противником и основным препятствием на пути заключения мира. Касадо мешал и связи приходившего в себя после Каталонии Рохо с военными в центрально-южной зоне. Рохо удивлялся, почему военное министерство не отвечает на его письма, отправленные в Мадрид из Франции дипломатической почтой. Ларчик открывался просто: почту перехватывала военная разведка (СИМ) Центральной армии по поручению Касадо. В конце февраля встревоженный Рохо направил самолетом своего адъютанта в Мадрид. На аэродроме Баррахос тот был сразу арестован по приказу шефа СИМ социалиста Педреро и без всяких объяснений заключен в тюрьму. Его выпустили только утром 28 марта, когда в преданный Мадрид уже вступали франкисты.

Чтобы хотя бы как-то сохранить лицо Лондон и Париж стали уговаривать президента Асанью подать в отставку, надеясь, что это вызовет окончательный коллапс республики и облегчит признание Франко де-юре. Но тот пока отказывался. Тогда, отбросив все условности, 27 февраля 1939 года Англия и Франция заявили о признании Франко де-юре в качестве единственного законного правительства Испании. Это был серьезный удар по всем патриотам в центрально-южной зоне, кто был готов продолжать сопротивление. Рушилась все «международная» аргументация Негрина — зачем теперь и дальше проливать кровь испанцев, если надежда на изменение позиций западных стран рухнула окончательно?

Еще до этих событий Негрин направил в Париж министра иностранных дел Альвареса дель Вайо, чтобы он уговорил Асанью вернуться на родину. Узнав об этом, Касадо попросил несколько членов Левой республиканской партии (в которую входил Асанья) также поехать в Париж, чтобы не допустить возвращения президента. К тому же посланцы Касадо должны были уговорить Асанью отправить Негрина в отставку и поручить формирование правительства из правых социалистов и республиканцев бывшему президенту кортесов, члену ИСРП Бестейро. Бестейро, как уже упоминалось выше, еще с 1937 года не скрывал своих капитулянтских настроений, а его ненависть к Негрину была беспредельной (Бестейро в лицо назвал Негрина игрушкой в руках коммунистов).

Узнав о признании Франко Англией и Францией, Асанья в тот же день, 27 февраля, написал письмо президенту кортесов Мартинесу Баррио, в котором сообщал о своей отставке. Помимо факта признания режима Бургоса Западом, в качестве причин своего шага Асанья приводил невозможность продолжения войны (при этом он сослался на упомянутый выше письменный доклад Рохо) и исчезновение государственного аппарата, политических партий и парламента.

Это был очень тяжелый удар по Негрину, нанесенный как раз тогда, когда премьер собирался покончить с пораженцами. Согласно испанской конституции новый глава республики должен был быть назначен в течение 8 дней. Но для этого надо было созвать всех депутатов кортесов, а также провести выборы выборщиков (президента избирала, как мы помним, особая Ассамблея, образованная из всего состава парламента и выборщиков в таком же количестве, избираемых всеобщим, равным, прямым и тайном голосованием). Было ясно, что проводить какие-бы то ни было выборы в Испании невозможно. Временно исполнять обязанности главы государства мог президент кортесов Мартинес Баррио, и Негрин немедленно предложил ему этот вариант. В ответ спикер парламента сообщал, что может быть утвержден в новой должности только кортесами. В парижском ресторане «Ла Перус» собралась постоянная комиссия кортесов из 16 депутатов (включая всех вице-президентов, кроме Долорес Ибаррури), которая дала санкцию Мартинесу Баррио на занятие высшего поста в государстве. Но 3 марта решили опять проконсультироваться с Негрином. «Конституционный кризис» на пустом месте затягивался, что давало Касадо долгожданный предлог для путча.