Охота на гончих - Надежда Федотова

Однако я вижу, что ярл Гуннар вновь проявляет понятное нетерпение? Обещаю – осталось немного. Просто так уж вышло, господа, что перечисленное мною – это еще не все. Дело в том, что жертв на самом деле было не четыре, а пять. И юная Хейдрун была отнюдь не первой! Я не люблю сплетен, но одну из них, известную всему городу, мне сейчас повторить придется. Только потому, что часть ее является правдой… Я вижу, все поняли, что я имел в виду?

Старший сын конунга был очень привязан к жене. Мало того что ради нее он пошел против воли отца – он даже из похода сорвался, чтобы поддержать ее, слабую здоровьем, во время родов. Увы, ни Берит, ни ребенок не выжили. И горе Харальда было неподдельным. Откуда же тогда пошли нелепые слухи, что безутешный муж приложил свою руку к смерти супруги? И кто вообще начал их распускать?..

Молва уверяет, что инициатива принадлежала кормилице, взятой в дом конунга к будущему наследнику. Однако сама девушка, как выяснилось, это горячо отрицала. Больше того – узнав, что́ болтают в городе о покойной госпоже, ее супруге и о ней самой, кормилица была глубоко оскорблена. Сочла даже, что кто-то сильно ее невзлюбил. О Харальде она ровным счетом ничего дурного не говорила. Да и откуда бы оно взялось, когда у смертного одра Берит присутствовал едва ли не весь дом, включая известных и уважаемых повитух? Роженица умерла от большой потери крови, и злой умысел здесь был ни при чем… Однако слух прошел. И только окреп после того, как несчастная кормилица покинула этот мир следом за бывшей госпожой. Разумеется, нет дыма без огня! Все решили, что сплетницу упокоил тот, кому досаждал ее длинный язык.

Но позвольте – если кормилица слухов не распускала, то как она могла кому-то помешать?.. Очень просто – этим и помешала.

Девушка, не стерпев того, что ее объявили сплетницей, и искренне сопереживая вдовцу, была полна решимости дознаться, кто с ней так обошелся. Незадолго до смерти, в разговоре с матерью, она обмолвилась о том, что у нее-де имеется «заступник», который поможет обелить ее честное имя. А в тот роковой вечер, когда ее не стало, кормилица вернулась домой позже обычного, веселая и довольная жизнью. Матери же сказала, что теперь все будет в порядке. Значит, до неведомого «заступника» девушка таки добралась. И получила от него если не помощь, то обещание оной. А через несколько часов умерла, поев грибной похлебки. Молва приписала ее смерть Харальду, не слишком задумываясь о том, как бы у него это могло получиться. Скажу сразу – у него и не могло. А вот у «заступника» вышло без сучка без задоринки. Кормилица мешала ему. И он ее убил. Точно так же, как убил и Хейдрун – пообещав помочь…

И вот я вновь возвращаюсь к личности нашего неуловимого преступника. То, что это человек не из простых, более того – близкий конунгу, мы с вами уже выяснили. Но главное совсем не это, господа! Говоря об убийце и его жертвах, мы упустили из виду одну крайне важную деталь. Кому могла довериться кормилица? Кому могла, не чинясь, открыть дверь Хейдрун? Кто мог беспрепятственно войти к спящей Альвхильд?

Все очевидно, увы. Убийцей был не «он». Это была «она»!

На последних словах гончей тишина, плотным облаком окутавшая дом, всколыхнулась. Многоголосый шепот волной прокатился от двери до двери. Эйнар, метнув взгляд на противоположную сторону стола, заметно побледнел. Рагнар, напротив, пошел красными пятнами. А Харальд, угрожающе нагнув голову, приподнялся на лавке:

– Правильно ли я вас понял, лорд Мак-Лайон? Убийца – женщина? И она…

– Сейчас сидит за одним столом с вами, – закончил за него Ивар. – Да, все верно. Только женщина могла так искусно запустить сплетню и суметь ее поддержать, только к женщине могла прийти за советом кормилица, только женщине покойная невестка конунга открыла бы дверь. Другой вопрос – которой?..

Взгляд холодных серых глаз скользнул по застывшим лицам тех, кто был за столом. И остановился на Эллиде Арундейл.

– Женщины, – сказал лорд Мак-Лайон, – отчего-то считаются слабым полом. Между тем иные из них куда сильнее десятка мужчин. Может быть, не физически, однако… Кажущаяся мягкость и беззащитность порой берет в плен без боя, уж нам ли не знать? Да, женщине на роду написано дарить жизнь, а не отнимать ее, но женщины бывают разные. И мечтать могут не только о семейном счастье. В конце концов, на севере воительницы – не редкость. И раз уж иные из них любят звон стали, то почему бы другим не захотеть большего?

Сигурд Пустоглазый чуть склонил голову.

– Воевать – не править, – сказал он. – Женщине никогда не стать конунгом, лорд. Ни один тинг ее не признает.

– Но супругой конунга она стать может? – Ивар улыбнулся, и в этой улыбке вдруг промелькнуло что-то беспощадное. – Я расскажу вам, как все было, господа. Кое-кто из вас нанес одной из здесь присутствующих незаживающую рану. Грязная сплетня, пущенная по городу, – это была месть. А то, что случилось дальше… Ну, как я уже говорил, все мы хотим от этой жизни разного. Не знаю, дошло бы до убийств, смирись кормилица с ярлыком сплетницы, но девушка не смирилась. И, на свою беду, догадалась, что слухи могли родиться только там, где ей так и не пришлось послужить. Подворье конунга! Она прожила тут всего пару недель в ожидании родов хозяйки, но этого было вполне достаточно, чтобы завести какие-никакие знакомства. «Заступник», о котором кормилица говорила матери, встретился девушке именно здесь. К нему-то она и пошла за помощью. Откуда несчастной было знать, что досужая сплетница и добрая советчица – одно и то же лицо?..

Надо думать, «заступница» девушку выслушала. И вероятно, пообещала к следующей встрече разузнать, откуда у слухов ноги растут. Узнавать ей, конечно, было нечего, а признаваться она не собиралась, но с кормилицей надо было что-то делать. И выход нашелся, да такой, что любо-дорого: беспокойную девицу убрать, в сплетню влить свежей крови – и вот уже самой сплетнице ничего не грозит, зато ненавистный обидчик вовек не отмоется! Не слишком ли для женской мести, спросите вы? Отнюдь. Ведь главная цель – власть – от этого становилась только ближе. Злые языки были правы, кормилица умерла не своей смертью. Только грибы в похлебке и тем более Харальд здесь были ни при чем. В назначенный день девушка встретилась со своей убийцей и домой вернулась уже обреченной. Отравление грибами весьма сходно с отравлением аконитом… Спасти кормилицу не удалось, глас народа набрал новую силу, репутация Харальда начала стремительно падать, и главного наследника конунга можно было спокойно списать со счетов.

Но остались другие. Средний сын Олафа и младший. С последнего и начнем – так же, как это сделала преступница… Разумеется, о расстановке сил она была осведомлена прекрасно. И сознавала, что начнется, если сэконунг, будучи обручен с дочерью ярла Ингольфа, сбежит от нее перед свадьбой с сестрой прямого конкурента Длиннобородого. Скажу прямо – на это убийца кормилицы и рассчитывала. Но, как Сигурд Пустоглазый, осталась ни с чем. Только вот если второй сдал назад, поняв, что проиграл, первая от своего не отступилась. Предугадать поведение сэконунга на свадебном пиру было несложно. И пообещать помощь отчаявшейся новобрачной, готовой на что угодно, лишь бы муж ответил ей взаимностью, – тоже. Приворотные зелья ведь никто не отменял? Тем более для достижения результата нужно было всего ничего: щепотка золы, горсть травок да несколько капель крови – от самого сердца. Шарлатанство это или нет, но Хейдрун очень надеялась на силу волшебного заговора. Именно его она имела в виду, когда сказала Рагнару, что уже завтра Эйнар будет смотреть на нее «совсем по-другому»!.. Убийца дала Хейдрун склянку с мухоморовой настойкой (чтобы девушка не заснула, дожидаясь), а потом, когда в большом доме все стихло, выскользнула наружу и постучала в дверь новобрачных. И Хейдрун открыла. «Кровь от самого сердца» – помните? Вот почему жертва не сопротивлялась, вот почему сама – сама! – подставила грудь под нож. И умерла бы на месте, не очнись сэконунг в этот момент от приступа тошноты… Первый удар прошел мимо – дрогнула рука. Но второй оказался смертельным, пусть и не сразу. Виновник трагедии – а точнее, виновница – остался неузнанным. Все произошло слишком быстро, убийца был в плаще с капюшоном, а сэконунг сильно нетрезв. Все, что досталось мне, – весьма расплывчатое описание преступника, лица которого никто не видел, найденные днем позднее в сугробе у дверей черного хода перчатки и… пропавший скальд Ингольфа Рыжего.