Охота на гончих - Надежда Федотова

– Это верно, – задумчиво согласился рус. – Хоронить, конечно, не будем, но в такой мороз без одежды и правда бросать не след…

Близнецы дружно заморгали.

– Одежда? – выдавил из себя Мартин. – Какая одежда?.. Ты чего?

Дружинник пожал плечами. А потом коротко кивнул – смотрите, мол, сами. Мак-Тавиши послушно повернули головы.

– Да чтоб меня!.. – через мгновение ахнул Мэтью. – Ивар!

Тот не отозвался. Наверное, все так же сидел, привалившись спиной к стене сарая и глядя себе под ноги. Наверное. Мэт не мог сказать точно, потому что все его внимание было приковано к медведю.

– Что за дела? – хрипло спросил Мартин, глядя, как гора бурого меха на глазах светлеет, мельчает, вытягивается и с каждой секундой приобретает все более и более знакомые очертания человеческого тела. А самое невероятное было в том, что тело это – шевелилось! – Какого лешего тут происходит?.. Творимир? Он же убит?!

Рус посмотрел на корчащегося в снегу человека и улыбнулся.

– Зверь убит, – сказал он. – Про Творимира речи не было. Вы его поднять собирались? Так давайте, пока в ледышку не превратился… Что?

Он озадаченно склонил голову набок. Близнецы, только что круглыми глазами смотревшие на вновь обретенного наставника, теперь таращились уже в его, Вячко, сторону.

– А, – сказал рус после короткой заминки. – Отошел, значит? Быстро.

Он обернулся, собираясь еще что-то добавить, но даже рта раскрыть не успел. Мощный удар в челюсть опрокинул дружинника на землю.

– Ты!.. – обнаружившийся за спиной руса Ивар шагнул к поверженному бойцу, сгреб его за отворот куртки и рывком поднял вверх. – Ты!..

– Мне пришлось, – вырываясь, прохрипел Вячко, – на зверя нож поднять – не то же, что на друга… слишком большой риск…

– Ты! – в бешенстве повторил лорд Мак-Лайон, нещадно встряхивая руса за грудки. – Ты… ты… хорек ты драный! «Ничего нельзя сделать»! Да ты хоть понимаешь, в каком аду я побывал?!

Вячко понимал, но ответить не смог – хватка у шотландца оказалась железная, а оправдываться, когда тебя трясут почем зря, значит попусту рисковать языком. Дружинник кое-как перехватил руку Ивара, с воротника куртки перебравшуюся на горло, и обернулся к Мак-Тавишам. Увы! Помощи от них ждать было нечего. Мэт с Марти уже в ногу шагали к амбару, на ходу стягивая плащи.

И даже их затылки выражали полнейшую солидарность с командиром.

В большом доме было тихо и темно. Только горели плошки с маслом у двери, шепотом переговаривались двое ночных караульщиков да чуть слышно постанывали раненые за перегородкой. Остальные спали.

Разве что за некоторым исключением.

Средний сын конунга, поминая недобрым словом шотландскую гончую, перевернулся на другой бок и прислушался к сосущей пустоте в желудке. Есть хотелось так, что хоть волком вой. Тогда, на рассвете, из осторожности – а больше от усталости – он улегся спать, не притронувшись ни к еде, ни к воде. Измотанный, уснул мгновенно и проспал целый день. Зато теперь чувство голода было не заглушить уже ничем. Даже пить не так хотелось, как есть!

К тому же с питьем дело решалось проще – снега на дворе видимо-невидимо, зачерпни да жуй, уж его-то точно отравить нельзя. А вот с прочим как быть? Рагнар снова подумал о лорде Мак-Лайоне и скорчил сердитую гримасу. В гостевом домике он уже был – проснулся-то в первый раз еще до полуночи, – но гончей на месте не застал. Утром лежавший колодой советник к обеду оправился, а к вечеру исчез. И заглянуть к Рагнару перед этим, само собой, даже не подумал. Может, забыл о том разговоре на тризне, может, еще что… Норманн открыл глаза и уставился в потолок. Тщетно пытаясь заснуть вновь, он ворочался на лежанке уже два часа кряду и ему все это порядком надоело. Рагнар прислушался к тихим голосам из-за полога. Караульные. Варг с Йоханнесом, похоже. Может, выйти? Ночь длинная, уж всяко до утра не сидят голодные, хоть краюхой да наделят… если не купленные, конечно. Подумав об этом, сын конунга чертыхнулся сквозь зубы. Ивара он сейчас от души ненавидел. Не столько уже из-за собственного пустого брюха, сколько из-за того, что по милости гончей начал видеть вокруг одних отравителей.

Да и стыдно к собственным дружинникам с протянутой рукой идти. Совсем, скажут, сдурел – то от ужина отказывается, то бойцов в ночи обирает!..

В животе заурчало. Лежащий рядом на шкуре белый пес дернул ухом и приоткрыл глаза. Рагнар тихо фыркнул:

– Что, Вихрь? Обожрал меня, а?

Тот вильнул хвостом и зевнул, высунув длинный розовый язык. Рагнар потрепал пса по загривку. В том, что хозяйская похлебка досталась Вихрю, последний был не виноват. «Астрид обиделась, – подумал норманн. – Сама варила, от раненых к котлу бегала, а я нос ворочу… И ведь не объяснишь же, только хуже будет!» Он вздохнул, вспомнив ароматную мясную похлебку, любовно приготовленную женой и безжалостно вылитую ею же в собачью миску. Астрид была хорошей хозяйкой и отменной стряпухой – даже Тире иной раз было за ней не угнаться. Одна щучка в сладком маринаде чего стоит!.. При мысли о любимом кушанье у Рагнара потекли слюнки.

И – внезапно – забрезжила надежда. Ведь рыбу когда готовили? Еще третьего дня! И он ее ел! Значит, уж это-то можно, чтоб лорду Мак-Лайону пусто было!.. Рагнар, воспрянув духом, повернулся к спящей жене. И, поколебавшись, осторожно тронул ее за плечо.

– Астрид! – позвал он. – Астрид, послушай… а щучки там не осталось ли?

Жена что-то невнятно промычала и натянула на голову одеяло. Сон у нее всегда был крепкий, да еще и умаялась за день. Растолкать-то можно, да стоит ли? Только сам же и огребешь. Рагнар, оставив супругу в покое, приподнялся на подушке. Связка ключей висела на гвозде прямо над Вихрем. Тут все – и от сундуков, и от кладовой, и от погреба… Ведь щучку-то наверняка в холод убрали? «Если было, что убирать, – подумал Рагнар, спуская ноги с лежанки. – Ну да там разберусь. Может, хоть бочку с солониной какую вскрою. Не подыхать же мне теперь с голодухи в собственном доме!» Сердито сопя, сын конунга натянул штаны. Потом оглянулся на Астрид, взял плащ и, шикнув на поднявшего голову пса, снял с гвоздя ключи.

Дверь гостевого домика сотряс мощный удар. Посильнее прочих, отметил Ульф, нервно оглянувшись в сторону темной комнаты. Оттуда не доносилось ни звука – в отличие от того, что творилось снаружи.

– Открывай!

Голос Гуннара, от природы звучный, едва не оглушил затаившегося у двери Тихоню даже через толстые доски. Старый воин тряхнул головой и сжал зубы.

– Не велено! – глухо отозвался он, для верности придержав засов обеими руками. – Сказано тебе – только лорду отворю!..

– Не доводи до греха, открывай! И хозяину своему скажи – ежели сей секунд не выйдет…

– Да нету его здесь! – огрызнулся Тихоня. – Человеческим языком тебе говорю – нету! Ушел затемно, не возвращался еще. И, кроме себя, никого впускать не велел! Уйди, Гуннар, во имя богов, уйди!..