Восхождение тени - Тэд Уильямс

— Ох, дитя, что же я наделал? — простонал мужчина. Мальчик в его руках заёрзал: сначала слабо, потом всё живее.

Минутой позже Сланец почувствовал, как что-то мокрое и жаркое потекло по его шее, и отклонился, судорожно ища кровящую рану… но по лицу Кремня текла и капала на его приёмного отца вовсе не кровь… Мальчик плакал.

— Парень? — Сланец потормошил его. — Парень, что с тобой? Ты цел? Ты меня слышишь?

— Умираю… — прохныкал мальчик. — Умираю.

— Ничего подобного! Не говори так — не то привлечёшь внимание Старейших! — фандерлинг опять прижал ребёнка к груди. — Не искушай их — они ведь каждый день должны наполнять душами свои мастеровые вёдра.

Кремень застонал.

— Но я чувствую… ой, папа Сланец, так больно!

— Не бойся, малыш, я заберу тебя отсюда.

— Нет, не мне. Это… — мальчик так извивался в руках Сланца, что тот еле его удерживал. — Это там. Я чувствовал. Там! — он указал на расщелину в конце коридора и снова простонал: — Почти умер! — как будто бился в когтях смертельной болезни.

Сланец осторожно опустил мальчика на камни и подполз ближе, позволяя слабому лучу своей лампы скользнуть в щель.

— Что ты имеешь в виду? Там что-то есть?

— Что-то… что-то, что я не… — Кремень помотал головой. Он был бледен, и в свете фонаря Сланец увидел, что личико ребёнка покрыто бисеринами пота. — Оно пугает меня. От него больно. Пожалуйста, папа, я умираю…!

— Ты не умираешь, — по спине и шее мужчины побежали мурашки. Давным-давно, в усыпальнице Эддонов, мальчик вёл себя похожим образом, ещё до того, как потерялся в Мистериях. — Это сквозное отверстие, малыш. Вернее сказать — трещина, место, где сошлись две большие плиты. Отчего оно так тебя пугает?

Кремень только тряхнул головой и с печальным и немного затравленным выражением на лице пробормотал:

— Я не знаю…

Сланец продвигался вперёд, пока не смог заглянуть в расщелину, но в неярком жёлтовато-зелёном свете не увидел ничего, кроме продолжения каменных стенок. Разлом здесь был не шире двух его ладоней.

— Мне она кажется вполне обычной… — начал он, и вдруг сообразил, что есть в ней что-то знакомое.

Но как такое может быть? Это всего лишь два громадных куска камня и узкое пространство между ними.

— Запах, — произнёс Сланец неожиданно сам для себя. Запах был слабый, но теперь, когда он его заметил, отчётливый, как стук молоточка по хрусталю. — Я слышал его раньше…

Воспоминание ворвалось в него ураганом: тёмная громадная пещера Мистерий, озеро блестящего металла и Сияющий человек…

— Клянусь Горячим господином… — выдохнул мужчина, даже не заметив, что употребил крепкое словцо при ребёнке. — Вот где… этот запах!.. В пещере. Озеро ртути. Море Бездны!

Он вспомнил, что как-то задумался, куда же выходит воздух, ведь пары ртути ядовиты, но и он, и мальчик — и, предположительно, много поколений монахов — все уходили с берегов Моря Бездны живыми. К тому же — сейчас он об этом вспомнил — сама ртуть не пахнет. Сланец вновь приник к щели и, принюхавшись, различил и другой запах — что-то морское. Должно быть, так пах воздух, проникающий с поверхности — но явственнее всего фандерлинг чуял именно тот, связанный в памяти с ртутным озером. Нужно будет спросить у Киновари, что это может быть.

— Ну, что ж, — обратился он к мальчику, — вставай, вернёмся-ка в храм.

Кремень старался как мог, но он так ослаб, что едва держался на ногах. Мальчишка был слишком велик для того, чтобы фандерлинг мог его нести, но Сланец обнаружил, что если позволить пареньку опираться на своё плечо, они вполне могут идти уверенно, хоть и небыстро. К ужину, правда, им всё-таки не успеть. В другое время это обстоятельство здорово бы его расстроило, но страх за приёмного сына да ещё тот странный запах Моря Бездны почти совсем отбили у Сланца аппетит.

Всё это вновь заставило его задуматься о том, как удивителен мир, скрытый под Южным Пределом — мир не только куда более огромный и сложный, чем могли бы вообразить живущие на поверхности Высокие люди, но, очевидно, до конца неизвестный даже Сланцу и другим фандерлингам. Если испарения Моря Бездны вытягивало на поверхность, как это совершенно точно и происходило, значит, отверстие должно находиться где-то в стенах замка. Ничего удивительного: известняковые породы горы Мидлан были полны каверн; воздух в Городе фандерлингов и глубинных лабиринтах вентилировался сквозь множество подобных трещин, иначе здесь не могло бы жить столько народу — но по причинам, cовершенно пока для него неясным, знание о том, что между Сияющим человеком и поверхностью лежит только воздушная прослойка, свербело в мыслях Сланца, раздражало, как боль.

* * *

Похоже, после того, как Пять Арок остались позади, сил у Кремня прибавилось: к тому времени, как они начали подъём по нижней части Каскадной лестницы, мальчик уже мог идти сам, хотя всё ещё задыхался и часто останавливался передохнуть.

— Прости, отец, — покаялся он в одну из таких передышек. — Я был… я думал, что умираю. Но при этом ещё я чувствовал, будто кто-то, кого я любил, покидает меня — как если бы ушёл ты или мама Опал.

— Не думай об этом, сын. Вот поешь супа — и сразу почувствуешь себя лучше. В любом случае, не стыдись — каждому известно, что в этих ходах творятся всякие чудеса.

Когда отец с сыном подходили к храму по тропе меж ритуальных грибных огородов, они увидели чью-то нескладную фигуру: человек стоял на пересечении двух дорожек и разглядывал белое кружево грибницы, которую пустили расти по раме в форме священной мотыги. Чем ближе они подходили, тем больше Сланец подозревал, что знает, кто это.

— Чавен? Это ты? Чавен! — он поспешил вперёд. — Хвала Старейшим, ты вернулся!

Врач обернулся, тепло улыбаясь.

— Ну да, — подтвердил он, но тоном человека, который выходил ненадолго размять ноги.

— Где ты был?

Чавен посмотрел мимо друга, туда, где посреди тропки остановился Кремень. Мальчик, похоже, не спешил подходить к нему.

— Привет, парень. Хм-м… где я был? — доктор кивнул, будто ему задали вопрос философский, над которым следовало сперва хорошенько подумать, не торопясь с ответом. — Ходил к туннелям за Пятью Арками. Да.

— Но мы только что оттуда. Как мы могли разминуться? Давно ты вернулся?

Опять слегка растерянный вид.

— Я был… знаешь, не могу полностью вспомнить. Я обдумывал кое-какие теории… кое-какие… мысли… которые у меня появились, — доктор немного нахмурился, будто вспомнив вдруг, что у него есть неоконченное дело. — Да, мне надо было кое над чем поразмыслить, и я просто… бродил.

Сланец хотел ещё расспросить его, намереваясь вытрясти из друга ответы получше тех, которыми он только что откупился, но тут в конце тропы возник монах, размахивающий руками и явно взбудораженный.