Восхождение тени - Тэд Уильямс

— Я не желаю слушать дальше, — внезапно прервал его Олин. — Я очень устал и нездоров, и умоляю вас дать мне вернуться в мою каюту.

— Умоляй сколько душе угодно, — с лёгким раздражением произнёс автарк. — Ничего хорошего это тебе не даст. Ты выслушаешь мой рассказ, даже если ради этого придётся связать тебя и заткнуть рот кляпом. Потому что мне доставляет удовольствие излагать тебе историю своих изысканий, и я — автарк, — его лицо вдруг перерезала улыбка. — Нет, пожалуй, я упрощу задачу. Если ты не согласишься слушать, я велю привести одного из маленьких пленников сюда и задушу его на твоих глазах, Олин из Южного предела. Что ты скажешь на это?

— Будь ты проклят. Я выслушаю, — голос северного короля был так тих, что Вэш едва разобрал его за шумом моря.

— О, ты сделаешь не только это, Олин Эддон, — ухмыльнулся автарк. — Видишь ли, в тебе течёт та особая кровь — кровь, благословлённая божественной силой. Для тебя это бесполезный дар, проклятие, но для меня она значит всё. И всего через несколько дней, когда отзвонит колокол, возвещающий приход Дня Средины Лета, я возьму твою кровь себе.

* * *

Последние несколько часов в темноте перед тем, как ворота Тессиса открылись, были сплошным кошмаром. Бриони свернулась калачиком на полу фургончика труппы и попыталась уснуть, но забыться сном так и не смогла. Предательство Фейвала, жестокость леди Ананки и ошибочный, неправедный и глупый суд короля Энандера не шли у неё из головы, сказанные врагами слова зудели в мозгу, как мошкара.

“И вот я снова в бегах, — думала она. — Чего я добилась здесь за всё это время? Ничего — да что уж, меньше, чем ничего. Теперь ещё один город закрыт для меня, и я утратила всякую надежду привести хоть какую-то помощь Южному пределу из Сиана.

В фургон тихонько заглянул Финн Теодорос.

— Прошу прощения, — сказал он, заметив, что принцесса не спит, — я только хотел взять свои перья. Вас что же, Заккас ущипнул, ваше высочество? Вы так глубоко погрузились в размышления.

Бриони нахмурилась, услышав это необдуманно брошенное сравнение. Упомянутый пророк покровительствовал как прорицателям, так и блаженным, так что люди иногда применяли это выражение, говоря и о глубокой задумчивости, и о помешательстве.

— Я вся как на иголках, вот и не усну. Я всё испортила.

Сочинитель пьес присел рядом с ней.

— О, сколько раз я сам говорил себе подобное? — он усмехнулся. — Не так часто, как должен был, полагаю — я редко замечаю свои ошибки до того, как это станет делом прошлым. Очень хорошо, что вы осознаёте их сразу, но не давайте переживаниям возобладать над вами.

— Я хочу спать, но не могу сомкнуть глаз. Что, если они будут ждать нас на воротах?

— Ждать нас? Не думаю. Вас… возможно. И поэтому вам следует оставаться в фургоне.

— Но кто-нибудь может обратить на вас внимание. Лорд Джино — человек умный. Он извинился передо мной за то, что произошло, но это не помешает ему исполнять свой долг. Когда потребуется, он вспомнит название труппы.

— Значит, придумаем другое, — пожал плечами Финн. — Теперь попробуйте отдохнуть, принцесса.

Он вышел; в такт шагам, под весом актёра, спускавшегося по короткой лесенке, закачалась и задрожала повозка, и Бриони осталась одна против своры своих многочисленных неудач.

* * *

К тому времени, как фургончик подкатил к городским воротам, труппа Мейквелла ничем не напоминала балаган бродячих артистов: все маски, ленты и прочее, чем они привлекали внимание к своему ремеслу, было спрятано, а сами комедианты переоделись в неприметное дорожное платье. И всё же один из стражников отчего-то заинтересовался их персонами, и Бриони занервничала. Неужели кто-то из замка всё же запомнил актёров?

— Так куда, говоришь, вы направляетесь? — здоровенный детина задал Финну этот вопрос уже в третий или четвёртый раз. — Никогда не слыхал про такое место.

— К колодцу пророчицы Финнет, в Бренланде, — как можно спокойнее повторил драматург.

— А эти все, что, паломники…?

— Да клянусь Тремя! — Педдер Мейквелл никогда не отличался терпением. — Это возмутительно!..

— Уймись, Педдер, — осадил его Теодорос.

— Неужто же вы не слышали о Колодце Финнет? — Невин Хьюни загородил Мейквелла собой. — Прискорбно! Нет, в самом деле, весьма прискорбно!

Хьюни больше прославился своими сочинениями, чем актёрской игрой, но здесь он подхватил этюд как надо и стал импровизировать.

— Юная Финнет, понимаете, была дочерью мельника, чистой душой и телом. Её отец был человеком неверующим — история случилась в те времена, когда население Бренланда и Коннорда составляли большей частью язычники, не выделявшие Трёх братьев среди других богов, — Хьюни напустил на себя вид экзальтированного богомольца — на мгновение даже Бриони, подглядывающая в щель в борту повозки, неожиданно для себя поверила в его истовую набожность, — и отец её устыдился дочери, что ходит, проповедуя людям слово Троих, и позорит его за то, что отец живёт с бесстыжей девкой без положенного храмом брака, — Хьюни ухватил стражника за локоть и придвинулся так близко, что тот отшатнулся. — И тогда он со своей блудницею схватили Финнет, спящую, и бросили в мельничные жернова, но те не повернулись, видите, не причинили ей вреда. Тогда они ночью потащили её к колодцу и сбросили в него, чтобы девица утонула, но утром…

— Чего ты тут мелешь? — привратник выдернул руку.

— Я рассказываю вам о пророчице Финнет, — терпеливо пояснил сочинитель, — и о том, как деревенские женщины поутру пришли к колодцу набрать воды, а Финнет поднялась пред ними из глубины, сияя, будто богиня, и глаголела им истину о Трёх Братьях, Шестичастном пути и Учении о гуманном обращении с домашними животными…

— Хватит, мужик! — взвыл привратник, но когда казалось, что он уже готов отпустить их на все четыре стороны, фургончик под Бриони закачался и закряхтела открываемая дверца. Она плюхнулась на пол и натянула одеяло до самой шеи.

— А это ещё кто? — спросил второй стражник, ввалившись в повозку и нависая над девушкой.

Бриони застонала, но не открыла глаз.

— Почему эта девчонка здесь? — гаркнул он. — А ну, покажись!

Принцесса почувствовала, как грубая лапища схватила одеяло и потащила к себе, и руками прикрыла живот — и тряпичный узел, засунутый под старенькое ношеное платье.

— Пожалуйста, сир, пожалуйста! — заголосил Финн. — Это моя жена. Мы везём её к колодцу пророчицы молить о благополучном разрешении от бремени. Никто из других наших детей не выжил…

— Да, — ввернул Хьюни из-за его спины, — мой шурин очень страдал из-за этого. Что-то с его женой не в порядке, болезной бедняжкой, — мы думаем, это какая-то порча. В последний раз она разродилась каким-то ядовитым чёрным комком, воняющим тухлой рыбой…

Несмотря на страх, Бриони едва удержалась от смеха, когда стражник резво выскочил из фургончика.