Контакты особого рода - Василий Головачев

— Почему это вас смущает? Вы меня боитесь?

— Боюсь, — признался он.

Она взъерошила волосы у него на голове, засмеялась:

— Неужели я такая страшная?

— Нет. — Герман прижал ее руку к щеке, поцеловал, потом вдруг поднялся и закружил ее по комнате, прижимая к себе и целуя. — Я люблю вас, Юэмей!

Она выскользнула из его объятий, прижала палец к губам.

— По нашим обычаям, женщина первой признается мужчине в своих чувствах.

Герман отступил на шаг, лицо его вытянулось, глаза погасли.

— Простите, я не хотел…

Она засмеялась — волшебные нежные звуки! — подбежала к нему, закинула руки за шею, поцеловала и выбежала из комнаты.

— Я поговорю с директором Управления и переоденусь, — раздался из-за светящейся, словно сделанной из тонкой рисовой бумаги, стены ее голос.

Герман потряс головой, зажмурился, огляделся, и только теперь до него дошло, что Юэмей ему, по сути, призналась в любви. Он расслабился, опускаясь на подушку, и почувствовал, как устал. Захотелось лечь. Он подумал и прилег на пол, положив под голову подушку…

Он не знал, что минуту назад у дома Юэмей Синь приземлился куттер, из него вышел Владилен Ребров и хотел пройти в дом, но домовой дверь ему не открыл.

— В чем дело? — сухо поинтересовался комиссар, услышав голос домового, спросившего, что ему нужно. — Меня здесь уже не узнают?

— У нас гость, — так же сухо сообщил хранитель коттеджа.

— Кто?

— Герман Алнис.

Ребров постоял немного, пристально разглядывая дверь, будто хотел сломать или разглядеть, что происходит за ней, затем кивнул витсу-телохранителю, сел в куттер и улетел.

След Кузьмы Ромашина отыскался на Марсе: один из наблюдателей СБ в Патфайндере узнал его, когда физик садился в четырехместный флейт. Остальное было делом техники, и спустя два с половиной часа после бегства Кузьмы с борта спейсера «Мощный» Хасид обнаружил на перевале Баунти крохотное бунгало, в котором беспробудным наркотическим сном спал младший Ромашин.

Судя по беспорядку и разбросанным по всем углам жестянкам из-под джина с тоником, а также по окуркам кайфьяносов, Кузьма пытался изо всех сил поднять свое подавленное настроение и теперь пребывал в мирах астрала и наркокайфа, вывести из которых его было трудно. Да он и не рассчитывал, что кто-то увидит его в таком состоянии.

Поблагодарив судьбу за то, что он первым отыскал «лежбище» друга, Хасид организовал «эшелон» охраны, кое-как прибрался в двух маленьких комнатках каменного строения и стал терпеливо ждать пробуждения Ромашина.

Ждать пришлось долго, около десяти часов.

За это время Хасид успел полюбоваться закатом и восходом Солнца, немного поспать, доложить Реброву о местонахождении физика и уговорить комиссара какое-то время Кузьму не трогать.

— Я сам попробую вывести его из депрессии, — сказал он с вежливой непреклонностью. — К тому же ему необходим отдых, парень на грани нервного истощения.

— Сутки, — согласился Ребров. — Даю тебе сутки, полковник. Делай что хочешь, лечи его, чем хочешь, но приведи в порядок. Он должен в конце концов решить задачу ликвидации «сферозеркал».

Хасид не был уверен, что за сутки сумеет довести Кузьму до кондиции, но возражать комиссару не стал. «Футбольный мяч дьявола», превратившийся в гигантский «огнетушитель», торчал в ядре Солнца и делал свое черное дело, с каждым мгновением выкачивая энергию и выбрасывая ее в «параллельный» мир с «левой» материей. Температура внутренних областей светила постепенно падала, ядерный «котел», превращавший водород в гелий, переставал работать, ядро сжималось, и худеющее Солнце начинало вздрагивать и «пошатываться», вызывая в околосолнечном пространстве сильнейшие магнитные бури. И единственным человеком, близко подобравшимся к решению загадки «сферозеркал», был Кузьма Ромашин.

Хасид заглянул в комнату, где спал физик, настроил климат-контроль — температура воздуха на перевале по ночам падала до минус тридцати градусов, пришлось доставлять сюда кое-какую бытовую аппаратуру — и вышел наружу с жестянкой тоника в руке.

Солнце, окруженное крестообразным гало, окрашивало вершины гор в нежный сиреневый цвет, туман же, заполнявший низины и скрывающий горные склоны, был зеленовато-жемчужным, и сочетание этих красок с фиолетовым небом порождало своеобразный эстетический эффект: пейзаж начинал казаться нереальным, вернее, созданным виртуальной программой инка. Хотелось войти в эту программу и подкорректировать цветность видеокартинки под привычные «природные» сочетания. Наверное, поэтому Хасида тянуло на Марс, как и множество туристов, жаждущих увидеть необычные картины, увлекающихся созерцанием иных миров.

Он долго наблюдал за погружением Солнца в дымку на горизонте, пил тоник, размышлял о своем положении телохранителя, но обиды не чувствовал никакой и Кузьме не завидовал, понимая, что каждому воздается по возможностям. В данном случае от Кузьмы и Германа зависело больше, чем от безопасника, и считать себя неудачником не стоило.

Кузьма проснулся семнадцатого апреля в пять часов по средне-солнечному времени, когда на Марсе в районе перевала Баунти начался день. Он зашевелился, лежа ничком на топчане, покрытом шкурой неизвестного науке зверя, пошарил рукой по тумбочке у изголовья, не открывая глаз, наткнулся на стакан с тоником, кое-как поднес его ко рту и выпил. Выронил стакан, лег снова, потом почувствовал присутствие постороннего человека и с трудом разлепил глаза.

— А-а… это ты…

— Вставай, — сказал Хасид. — Пора ставить точку в споре с Дьяволом.

— К черту! — вяло отмахнулся Кузьма. — Я устал. Мне нужно поспать.

— Ты и так проспал уже больше десяти часов, накурился всякой гадости… Поднимайся, будем поднимать тонус.

— Отстань! — Кузьма отвернулся к стене, глухо пробурчал: — И уходи. Я хочу побыть один.

Хасид пошевелил его за плечо.

— Вставай, вставай, пролежни заработаешь. Пока ты тут отлеживался, Гера расшифровал послание мантоптеров.

— Меня это не волнует.

— А зря. Мантоптеры рвались в Систему, чтобы предупредить об опасности, но их убили. Их солнце почти погасло.

Кузьма не ответил. Хасид подождал немного.

— Будешь вставать?

— Оставь меня в покое! Ты мне надоел. — Кузьма подогнул колени к груди и затих.

Хасид постоял некоторое время над ним, прикидывая свои возможности, потом вышел в соседнюю комнату, выполнявшую роль столовой, кухни и гостиной одновременно, набрал в ковш воды из синтезатора и вылил на голову друга.

Кузьма вскочил, отфыркиваясь, вытирая мокрое лицо ладонями, ошалело глянул на безопасника.