Мария, княгиня Ростовская - Павел Комарницкий

Мункэ даже поёжился, так ясно вспомнилось — обугленные брёвна городской стены, не успевшие упасть, кое-где торчали вверх, как гигантские пальцы, угрожающе и безмолвно. Всё пространство внутри городских стен представляло собой белое поле, снег укрыл пожарище, уже здорово размытое дождями. Сквозь сугробы повсеместно пробивались сухие стебли кипрея, густо заселившего бывший город. И ни дымка, ни огонька в наступающей зимней ночи…

Может быть, и правда, не стоило убивать всех урусов подряд, как болтают некоторые? Большой ведь был город, и сейчас можно было бы получить с него изрядную дань…

Монгол тряхнул головой. Нет, Бату-хан прав, всегда прав, и нечего раздумывать. Урусы подобны диким зверям, забившимся в норы. Только строгость и беспощадность наказания может привести их к покорности. А что касается убыли населения, так урусские женщины плодовиты. И вообще, не это должно сейчас волновать Мункэ. Главное, правильно определить размер дани, которую в состоянии выплатить коназ Ингар. И взять её.

Лес расступился, и перед ханским посланником открылась панорама урусского города Перислаба, нынешней столицы коназа Ингара. Стены города, срубленые по-новому — клети, набитые землёй вместо частокола — сияли свежим деревом, не успевшим потемнеть за три года. Мункэ поморщился: урусы явно сделали выводы из опыта Козельска. Может быть, приказать коназу сломать эти стены?

Ворота города, дрогнув, начали расходиться. Мункэ хищно осклабился. Похоже, урок пошёл урусам на пользу. Всего сотня воинов в отряде у него, и тем не менее урусы не смеют сопротивляться.

— … Говорят, они одним мясом питаются!

— Да нет, они и хлеб жрут, аки любые звери! А вот репу их нипочём жрать не заставить, або там капусту квашеную!

Князь Ингварь усмехнулся, слушая разговоры дворни. Для простого русского человека монголы до сих пор представлялись двуногими зверями, внешне отдалённо похожими на людей. Да если бы это было так! Уж со зверями-то как-нибудь совладали бы, сколь бы многочисленны и сильны они ни были. Зверь против человека ничто…

На поварне вовсю кипела работа, жарили, парили, варили… Князь велел накануне зарезать лишних трёх быков и полдюжины свиней, дабы угостить изголодавшихся гостей. Хотя с каким наслаждением Ингварь Ингваревич зарезал бы их самих, собственноручно, не прибегая к помощи мясника. Враги лютые, убийцы братьев… И нельзя тронуть. Потому что тогда вместо сотни придут десятки тысяч, и тремя быками тут не отделаться.

— Дозволь спросить, батюшка! — перед князем возникла ключница. — Как им стелить-то, с простынями али без? Они ж вроде на шкурах спят.

Князь призадумался. Действительно, водится у поганых такой обычай. Однако не стоит подставляться по пустякам, выражая в мелочах неуважение к посольству.

— Нет уж, стели с простынями. И подушки!

Ключница захлопала глазами.

— Воля твоя, батюшка, нет у нас столько-то подушек. Не обзавелись ещё…

— А ты найди! По княжьему слову, мол. Кто перечить станет и не отдавать, зови молодцов моих. Ништо, день-другой без подушек обойдутся, покуда гости не съедут!

— Хорошо, батюшка! — поклонилась ключница.

— Едут, едут! — ворвался в поварню вестовой. — Около сотни их где-то.

— Ну? — князь направился к двери. — Поживее ворочайтесь тут! Поехали встречать гостюшек…

Ворота Переяславля были уже распахнуты настежь, по твёрдому приказу князя — отворить, едва покажутся послы Бату-хана. Ингварь Ингваревич встал перед воротами.

Посольство неспешно въезжало под свод воротной башни. Впереди ехали здоровенные нукеры в пластинчатых доспехах. Разошлись в стороны, и перед князем оказался сам посол.

— Здравствуй, славный Мункэ-багатур!

Из-за плеча монгола заговорил-забормотал щуплый человечек, переводя. Русский, усмехнулся князь Ингварь. Что-то многовато русичей в последнее время идёт на службу поганым…

Монгол заговорил, кривя губы.

— Мункэ-багатур принимает твои извинения, князь Ингварь, — начал переводить толмач. — Вежливый хозяин обязан встречать гостей на подходе к своему городу, но он согласен считать это недоразумением. Он надеется, последним недоразумением, и все остальные вопросы будут улажены без задержки.

Посол улыбнулся, остро глядя на князя, и Ингварь Ингваревич заставил себя улыбнуться в ответ.

— Я тоже надеюсь на это, славный багатур.

— … Мне нужно знать, где их логова! И я очень рассчитываю на тебя, Дэлгэр. Не может быть, что у коназа Мастислаба нет в Дэрвиче глаз и ушей. И, полагаю, не только в Дэрвиче.

Огонь в очаге трещал, озаряя внутреннее пространство большого амбара, приспособленное под жильё. После нового сильного пожара в Деревиче почти не осталось строений, и теперь все помещения, хоть сколько-то пригодные для жилья, были заняты. Хозяева вместе с чадами и домочадцами ютились всё больше в банях — Деревич город небольшой, и даже нетронутый огнём с трудом вмещал целый тумен, да ещё и тысячу воинов Дэлгэра, сменившего неудачливого Гучин-нойона.

Бурундай был зол. Все попытки уничтожить «коназа-волка» ни к чему не привели. Поначалу полководец счёл задачу несложной — ну что может лесная банда против целого тумена закалённых в боях воинов? Однако вскоре убедился, что не всё так просто.

Все удары словно проваливались в пустоту. Воины Мастислаба возникали словно из ниоткуда, наносили внезапный ошеломляющий удар и так же бесследно исчезали, растворяясь в лесах. Только головы в лисьих малахаях, насаженные на колья, встречали разъярённых монгольских всадников, идущих по следу.

Бурундай попробовал применить устрашение — теперь ближайшая деревня, возле которой находили такой привет от князя, вырезалась начисто. Итогом стало увеличение отряда Мастислаба почти до тысячи, и уже более половины гонцов вместе с охраной пропадали бесследно, заодно с важными посланиями. Да и поиски фуража и продовольствия стали крайне опасны. Головы, правда, перестали выставлять на дорогах. Теперь их выставляли возле самого Деревича, не далее версты от главных ворот. Вероятно, зимняя стужа позволила коназу-волку создать изрядный запас монгольских голов, потому что головы появлялись каждую ночь, приводя Бурундая в бессильную ярость и здорово угнетая рядовых воинов.

Сегодняшняя выходка Мстислава положила предел остаткам терпения Бурундая. Голова Булгана, исчезнувшего вместе со своей сотней неделю назад, была выставлена в сорока шагах от городских ворот, на деревянном блюде. Ещё на блюде покоился кусок пеньковой верёвки, имевший петли-удавки на обоих концах. В пояснительной записке на куске бересты Бурундаю и Дэлгэру было предложено удавиться на этой верёвке одновременно, покуда есть у них такая возможность. Это был открытый вызов.

— Надеюсь, ты понимаешь, Дэлгэр, что теперь нам ПРИДЁТСЯ поймать Мастислаба, — Бурундай смотрел мрачно. — А также понимать должен ты, что отвечать перед Бату будем мы оба.

Дэлгэр долго молчал. Начальник тайной стражи не подчинялся Бурундаю напрямую, но сейчас он прав — Бату-хан не простит обоим такой неудачи. И тетива от монгольского лука ничуть не лучше пеньковой верёвки.