Мария, княгиня Ростовская - Павел Комарницкий

— Эйе, урус, куда? — в грудь Илюхе упёрлось копьё. Монгол, державший его, был моложе самого Илюхи лет на пять, совсем молодой парень.

— Мне нужно к Дэлгэру, почтенный. Дело у меня, понял?

Монгол, не оборачиваясь, крикнул своим. От стены дома отделились две фигуры — сидевшие в углу под навесом стражи согревались возле чахлого костра. Нукеры бегло обыскали Хвоща, и первый стражник отвёл копьё.

— Проходи, да.

В амбаре, стены которого были теперь задрапированы богатыми тканями, возле сложенного из дикого камня круглого очага сидел на ворохе ковров человек в стёганом ватном халате.

— Как твоё имя? — монгол говорил по-русски бегло, хотя и с сильным акцентом.

— Славен будь, хан! — Илюха пал ниц перед всемогущим правителем города. — Имя моё Илья, по прозванью Хвощ. Житель я тутошний…

— И что ты хотел сообщить?

Илюха сглотнул. Сейчас… Вот сейчас… Сейчас всё решится.

— Давеча вещали люди твои насчёт князя Мстислава…

— Говори! — сразу подобрался Дэлгэр.

— Но люди твои вещали о награде…

Дэлгэр что-то крикнул по-монгольски, и спустя минуту на печном противне перед Илюхой выросла горка серебра. Теперь Илюха глотал раз за разом. Значит, правда, всё правда…

— Хозяин мой, Охрим Бобёр, с лесными людьми знается. С людьми князя Мстислава, стало быть.

Дэлгэр хищно оскалился. Кивнул, и тотчас Илью взяли за бока.

— Ты молодец, Илиа. Сейчас возьмут твоего хозяина, а ты посидишь в одном месте. Есть тебе принесут.

Монгол смотрел пронзительно.

— Я должен убедиться, что ты не лжёшь

Горка серебра, такая близкая и желанная, исчезла из-под носа Илюхи, и он запоздало понял, какого дурака свалял. Так и отдаст ему сотню гривен этот немытый, как же!

— Здрав будь, славный Тудан-нойон, и вы також, гости дорогие!

Князь Ярослав спустился с крыльца, дабы лично оказать почёт и уважение послу Бату-хана. Посол, однако, не спешил слезать с коня. Он заговорил, и тотчас эхом откликнулся переводчик, высокий худой монгол.

— Почему ты не встречаешь нас на дороге к городу, коназ Еруслаб? Это невежливо.

Князь даже растерялся от такой наглости.

— У нас на Руси так не заведено. Хозяин встречает гостей у дома своего, на крыльце, или при особом уважении в воротах, как я ныне…

— Это неправильно, коназ. Хорошо, на первый раз Тудан согласен замять, но в следующий раз это будет считаться злостным неуважением. Со всеми последствиями, коназ Еруслаб.

Но князь уже овладел собой. Ладно… До следующего года нужно ещё дожить. Сейчас главное, не сорваться и не дать повода диким зверям. Войско Бату-хана уже вернулось в приволжские степи. Что стоит бешеным волкам сорваться в новый поход? Русь уже не та. Второго нашествия нам не выдержать…

— Учту, славный Тудан. Ну а теперь, добро пожаловать отдохнуть и закусить с дороги!

Посол наконец соизволил спешиться, бросив поводья нукеру охраны. Вслед за ним спешивались прочие, заполонив собой весь двор — Тудан привёл с собой две сотни охранников да ещё разных нужных людей, от китайца, обученного отличать фальшивое серебро и золото, до простых слуг-рабов, призванных ходить за конями и прочее.

— Не беспокойся, коназ, — чуть насмешливо произнёс Тудан, уловив удивление Ярослава. — Одна половина моих людей пойдёт дальше, на Ростов и Углич. Её поведёт Балдан-багатур.

— Да гостите сколько влезет! — отшутился князь.

— Слишком долго нам гостить тоже некогда, коназ Еруслаб. Повелитель ждёт нас с данью.

Среди прибывших князь заметил богато одетого парнишку, большеглазого и тоненького, но явно татарина. Кто таков?

— Вот это коназ Еруслаб, Худу, — Тудан подвёл парнишку к Ярославу. — А это племянник великого хана Берке, коназ. Отец и мать его из славного рода Чингисидов, но смерть не пощадила их. Хан Берке велел мне взять молодого батыра, чтобы он повидал мир. Отсюда он поедет с Балданом, а пока пусть посмотрит твои владения, эге?

— Рад приветствовать тебя, великий князь! — по-русски, довольно правильно выговаривая слова, произнёс Худу.

— И я рад видеть славного племянника великого Берке-хана, — вежливо улыбаясь, ответил Ярослав. — Проходите в дом, гости дорогие!

Уже на пороге Тудан вполголоса выговорил парнишке, заговорив по-монгольски.

— Запомни, Худу — не ты должен первым здороваться с урусами, а они с тобой.

— Но ведь это великий коназ!

— Даже самый великий коназ дикарей ниже любого, в чьих жилах течёт кровь самого Чингис-хана!

— Эйе, а тут что?

— Мёд это, прошлогодний…

— Почему такой чёрный, э?

— Так это же гречишный мёд!

Мункэ хмурился. Кто его разберёт… Монгол разбирался в медах не больше, чем в рыбе. Надо будет в следующий раз взять с собой знатока, вот что…

Приёмку дани посланник Бату-хана проводил лично, и весьма придирчиво. Тряс связки шкурок — чернобурые и обычные лисы, куницы, бобры и просто белки — щупал мех, не лезет ли. По его велению здоровенный нукер протыкал каждый брус воска железным прутом — нет ли камня внутри? В углу старый, сморщенный китаец взвешивал серебро в воде, дабы определить чистоту пробы.

Князь Ингварь только скулами поводил, глядя на всё это. Богатства, с превеликими трудами собранные с разорённой земли, должны были утечь безвозмездно. Пожалуй, этого хватило бы на постройку каменного храма. А ведь это не последняя дань… Теперь они повадятся, как медведь на пасеку…

— Эйе, нужно ещё пятьдесят восемь гривен, коназ Ингар! — посол Бату-хана закончил подсчёты. Он уже неплохо говорил по-русски, правда, сильно коверкая слова.

Князь помолчал.

— Ну нет больше. Ничего нет, пойми.

— Как нет? Надо, чтобы было.

Мункэ прищурился.

— Там у тебя дома посуда красивый есть, я видел. Другой вещи.

Князь вздохнул глубоко раз, другой. Спокойно, только спокойно.

— Онфим, — окликнул он ключника, — принеси-ка нам кубки и чаши из поставца.

Когда указанное было принесено, монгол взял в руки и бегло оглядел вещи, поражавшие тонкостью работы. Сунул китайцу, сказал пару слов. Китаец принялся взвешивать, накладывая гирьки на чашку весов.

— Это будет двенадцать гривен, коназ Ингар.

— Погоди… — князь Ингварь даже глаза вытаращил. — Это что… это ты их на вес считаешь?! Это же фрязинская работа, да киевская золотая зернь! Этим вещам цены нет!

— Есть цена, Ингар. Я дал двенадцать гривен. Не нравится, дам десять.

Ингварь Ингваревич с каменным лицом смотрел на ухмыляющегося монгола.