Фантастиш блястиш - Григорий Аркатов

«Что?..»

В этом был огромный плюс. Стало светло. Но инерция движущегося тела все испортила. Алексей не смог с ней справиться. Алексей упал на правое колено. Он едва удержался рукой за перила, чтобы не полететь вниз кубарем.

«Вот же…».

Боль! Очень сильная обжигающая боль в правом колене.

«Бл…дь!!!»

Мгновение резкой боли через секунду отступило. Возможно, матерные угрозы в адрес великого и ужасного бога боли внезапно подействовали. Алексей посмотрел по сторонам в поисках причин. И тогда он увидел источник бед. Из стены справа торчал съёжившийся обрывок лески. До контакта с ногой тонкая металлическая леска была натянута поперёк прохода. Кто-то сделал это специально.

– Твою ж мать!..

Но, несмотря на всю бушующую внутри злость и досаду, Алексей осознавал свою собственную вину в том, что его коленка получила большую ссадину.

«Торопился и получил».

А чтобы ублажить раненое самолюбие, он продолжал ценить новые плюсы.

«Ситуация в целом изменилась к лучшему – это факт».

И он посмотрел на вертикальные лампы на стенах. Они были похожи на те, что раньше встречались в коридоре наверху. Они давали достаточно света, чтобы видеть все необходимое и продолжать путешествие вниз по лестнице. А ещё они позволяли сделать предположение:

«Вряд ли меня хотели убить этой ловушкой».

Алексей решил, что у кого-то просто плохое чувство юмора.

«А я сам виноват!»

И поднявшись с колена, журналист снова заскользил вниз со ступеньки на ступеньку.

Минутой позже благодаря наличию освещения стало ясно, что до конца лестницы осталось совсем немного.

«Два-три пролёта».

Но как обычно, если одна проблема ушла, значит другая пришла. И на этот раз проблема в большей степени касалась головы. Голове очень хотелось думать. Голове очень хотелось озадачить себя новыми вопросами:

«Как глубоко под землёй я нахожусь? Что это за место?»

Она хотела знать:

«Кто все это создал?»

И кроме того:

«Зачем?»

Словно для неё это было важнее всего…

Почему?

В первую очередь из-за неясных законов и правил странного мира, в который завёз журналиста Казанского странный таксист. Вчера жизнь не имела проблем. Вчера Алексей жил в своём родном городе. И плевать, что ему неожиданно захотелось крови! Это ещё не повод оказаться в каком-то задрипанном Шиферодвинске!

«Безумие!!!

Впрочем, ещё предстояло разобраться что безумнее: жить и дышать в Шиферодвинске или спускаться в чертово подземелье в поисках загадок и отгадок?

«О, безумие растёт!» – понимал Алексей и шагал со ступеньки на ступеньку.

И какой-то части его странного нутра все это очень нравилось.

«Эйфория безумия?»

Усмешка быстро пробежалась по губам и исчезла.

Больших возможностей для веселья не было. Губы плотно сжались, ведь перед Алексеем возникла новая дверь.

«Как же мне все это надоело. Опять?»

Однако на этот раз не было никаких препятствий. Алексей толкнул дверь, и она послушно отворилась без шума и скрипа. В лицо ударил спертый воздух с запахом преющего ячменя.

– Ты пришел?

– Простите…

Алексей ещё не успел войти в помещение с низким потолком, что предстало его взору, а кто-то уже цеплялся к нему со словами.

– Я ждала тебя.

– Простите я…

Говорившего не было видно с порога. Было лишь ясно, что это женщина и что она чего-то хочет.

– Ты вернулся?

Журналист слушал вопросы и продолжал топтаться на пороге. Его дальнейшим шагам мешала вежливость и учтивость.

«Наверное, она главная в этом подземелье», – думал Алексей.

И он попытался с порога рассмотреть что-либо, находящееся внутри.

Это было сложно.

Освещение там было значительно скромнее, чем на лестнице. И слишком много всякой всячины свисало с потолочных балок, что тоже ограничивало обзор. Так что журналист мало что увидел. А женский голос тем временем продолжал говорить.

А ещё голос начал требовать:

– Ты сделал это?

При всём при этом в словах незримой женщины не было ни единого признака привычных для таких реплик эмоций. Не было ни гнева, ни злости, ни ярости, ни попыток надавить на жалость…

Слова произносились последовательно и монотонно. Не было перегибов. Ни что не говорилось взахлёб.

«Кто это?» – журналисту стало интересно взглянуть в лицо такому странному феномену. И ради удовлетворения этого интереса он предпочёл отбросить стоявшие на пути условности. Алексей вошёл внутрь помещения, дошёл до середины и увидел…

– Почему так долго? – едва его присутствие было обнаружено, начались упрёки.

Они исходили с большого металлического стула. Он стоял в трёх метрах впереди. За ним находилось нечто, похожее то ли на большой чан или то ли на маленький бассейн, то ли на декоративный колодец…

«Хрен понять… Хоть глаз выколи…».

По пути к тому месту, где сейчас стоял Алексей, ему то и дело приходилось наклонять голову, тем самым избегая угроз, свисавших тут и там с потолка. Это были ведра, тюки, какие-то разные инструменты… Всякая подобная хрень также была свалена по углам помещения и частично спрятана от глаз полумраком. Более-менее свет присутствовал лишь в центре помещения. Подземелье имело приличные размеры. Длина и ширина составляли не менее двадцати метров. А вот нормальной вентиляции оно не имело.

«Чертов ячмень!» – запах здесь был ужасным.

Но вернёмся к большому металлическому стулу. На нем сидела тучная женщина. Ее ориентировочные габариты составляли сто шестьдесят сантиметров на сто шестьдесят килограмм. Руки женщины были сцеплены у неё за спиной. Цепь с мелким звеном фиксировала их к спинке стула. Сам стул был привинчен к деревянному полу большими восьмигранными шурупами. Глаза женщины были закрыты чёрной повязкой из плотной ткани. А вот все прочие части тела были доступны для всеобщего детального рассмотрения. Она была голой – это было ясно как день. Но плюсов тут не было. Она была огромной голой женщиной. И огромные складки жира свисали с ее тела. Женщина была безобразна в своей наготе. И лишь какой-то мятый листок бумаги пытался прикрывать ее стыд и срам на уровне груди.

– Зачем ты заставляешь меня ждать?

Все также приторно медленно текли слова из ее рта. Но была и некая изюминка у такой манеры общения. Такой вывод сам напрашивается, потому как эти примитивно склеенные слова умели цеплять за особые струны. Они не давали мысленно переключиться.