Мусульманский Ренессанс - Адам Мец

Исфагане на базаре банкиров, а они также сидели в одном месте, имелось 200 банков[3380]. В Басре около 400/1009 г. банк стал уже просто необходимостью, ибо каждый купец имел свой счет у банкира и расплачивался на базаре только чеками на него (хатт-и сарраф)[3381]. Это, кажется, было самым важным усовершенствованием денежного обращения в империи[3382], и примечательно здесь то, что возникло оно в портовом городе Басра, пограничном городе между Фарсом и Вавилонией. Ведь басрийцы, персы из Фарса и южные арабы были лучшими купцами среди верующих; всюду, где только можно было что-нибудь раздобыть, они имели свои колонии. В этом деле они были похожи на швабов и швейцарцев нашего времени. «Больше всех охотятся за прибылью басрийцы и химьяриты. Кто попадет в самое отдаленное место Ферганы или на самый западный край Марокко, обязательно встретит там либо басрийца, либо химьярита»,— говорит около 290/902 г. Ибн ал-Факих ал-Хамадани[3383]. Уроженцы этого мирового порта были известны тем, что им была неведома тоска по родине. Передают, что под надписью: «Всякий, попавший в чужие края, каким бы бессердечным он себя ни представлял, вспомнит о родине, когда он болен» — один из них приписал: «За исключением людей из Басры»[3384].

Уже с давних времен персы сидели в Джидде, порту Мекки[3385], а в Сиджилмасе (Южное Марокко) вела торговлю большая колония жителей Вавилонии (из Басры, Куфы и Багдада)[3386]. Жители оживленных сирийских портовых городов — Триполи, Сайды, Бейрута — также были персы, которых переселил туда первый халиф из династии Омейядов[3387]. Хотя Египет и был важной торговой страной[3388], однако истинный египтянин, будь то мусульманин или копт, и в наши дни не отличается особыми купеческими задатками. В IV/X в. египтяне были известны тем, что, как и современные французы, очень редко выезжали за пределы своей страны[3389]. И сегодня греки, левантийцы, персы и даже индийцы снимают там сливки с коммерческих дел. Многолюдная и влиятельная персидская колония существовала и в египетской столице уже в конце II/VIII в., где кади как-то занес в желанный и очень ограниченный список свидетелей сразу же 30 персов[3390]. Самым крупным финансистом, хотя и не крупнейшим купцом страны, был в то время Абу Бакр ал-Мадара’и (400 тыс. динаров дохода), семья которого была родом из Вавилонии[3391].

Главными конкурентами вавилонян и персов были евреи. «Город евреев» <Йахудиййа> в Исфагане был деловым кварталом этой персидской столицы[3392]. Что же касается Тустара, этого главного центра персидского коврового производства, то мы располагаем сведениями, особо подчеркивающими, что крупнейшими торговцами были там евреи[3393]. Один еврей контролировал всю ловлю жемчуга в Персидском заливе[3394]. Кашмир был полностью закрыт для чужеземцев, только несколько иноземных купцов имели право въезда туда, преимущественно евреи[3395]. На Востоке их специальностью были также денежные дела. Когда к концу III/IX в. патриарх Александрии оказался жестоко ограбленным правительством, он раздобыл деньги, продав евреям принадлежащее церкви недвижимое имущество и часть церкви ал-Му‘аллака[3396]. Среди менял египетской столицы было так много евреев, что в связи со случаем непослушания в этой гильдии в 362/973 г. наместник в качестве основной меры дисциплинарного воздействия распорядился, чтобы с того дня ни один еврей не смел показываться на улице без специального отличительного значка для евреев (гийар)[3397]. В V/XI в. Насир-и Хусрау рассказал о богатом каирском еврее Абу Са‘иде, у которого на крыше дома стояло 300 деревьев в серебряных кадках[3398]. Мы располагаем сведениями о двух евреях-банкирах и в Вавилонии — Йусуфе ибн Пинхасе и Харуне ибн ‘Имране, у которых в начале IV/X в. везир сделал заем в сумме 10 тыс. динаров[3399]. Оба они, по всей вероятности, основали фирму, ибо также и смещенный в 306/918 г. везир Ибн ал-Фурат заявил, что он имеет на счету у обоих этих евреев 700 тыс. динаров[3400]. Йусуф был банкиром (джахбаз) Ахваза, т.е. он ссужал правительство деньгами под налоговые суммы, поступающие с Ахваза, сопровождая это обычными в таких случаях жалобами: у него, мол, ничего нет, а он должен так много выкладывать[3401]. Оба этих еврея совместно с третьим, судя по имени, вероятно христианином — Закариййа ибн Йуханна, носили титул придворных банкиров (джахбаз ал-хадра) и имели право на куриал «Аллах да сохранит тебя!», самый низкий по рангу из вообще применявшихся; дозволен он был в отношении, например, шпионов при небольших почтовых конторах[3402]. Евреи, игравшие первые роли в ковровом производстве Тустара, также являлись не фабрикантами, а банкирами (сайарифа)[3403]. Во второй половине IV/X в. один губернатор Багдада, прежде чем скрыться в болотах, получает необходимые ему деньги у евреев столицы[3404]. Поэтому нет ничего удивительного, если в арабском языке мы также встречаем слова из еврейского биржевого жаргона: мубаллит вместо арабского муфаллас — банкрот[3405].

Наряду с вавилонянами, персами и евреями наиболее активным торговым людом в империи были также греки и индийцы. Греки просочились вплоть до самых отдаленных областей; так, во внутреннем Кермане существовала колония греческих купцов даже на складочном пункте Джируфте[3406]. Напротив, армянские купцы нигде не играли роли; в Византии мы видим представителей этого народа прежде всего на высоких военных постах[3407]. Фатимидам они также поставляли солдат и военачальников[3408], и, между прочим, амира ал-джуйуш, который в V/XI в. правил их государством[3409]. Перелом здесь, кажется, произошел со времен тюрков.

Торговцы, как и ремесленники, группировались на базарах по отраслям. Они сидели там и после полудня, ели у трактирщика или заставляли приносить себе в лавку что-нибудь из дому и отправлялись восвояси лишь вечером[3410]. В Вавилонии базарные купцы имели под своей лавкой, расположенной в первом этаже, уборную, устланную матами, со столами, зеркалами, слугами, кувшинами, тазами и содой. Когда оттуда спускались, платили 1 даник[3411]. «Затем мы пришли к трактирщику, жаркое у которого истекало соком, а хлеб едва не таял от соуса[3412]. Тогда я сказал: „Отрежь Абу Зайду от этого жаркого, отвесь к этому порцию того сладкого блюда, возьми один из подносов, накрой его лепешками самого лучшего пшеничного хлеба и полей сверху немного воды суммака“. Мы уселись… Когда мы справились с этим, я обратился к торговцу сладостями[3413]: „Взвесь-ка Абу Зайду два фунта миндального печенья“»… Когда же мы с этим справились, я сказал: „Абу Зайд, теперь нам