Еврейская сага - Пётр Азарэль

Боевой генерал, начальник Генштаба во время Шестидневной войны. Он понял, что насилием ничего не добьёшься.

— Ты знаешь, он из наших.

— Да, отец Рабина Нехемия Рабичев родился в городке недалеко от Киева, а мать его Роза Коэн из Могилёва. А Перес тоже из Белоруссии.

— Но это не значит, что они не могут ошибаться.

Через неделю Илюша улетел на гастроли во Францию и Испанию, а вернувшись, помчался в Иерусалим навестить мать. Виктор заехал по дороге с работы. Елизавета Осиповна бодрилась, но они чувствовали, с каким трудом она несёт в себе нежданно навалившееся горе. Гольда, одетая во всё чёрное, показалась из своей комнаты, молча выпила чаю и вновь закрылась у себя.

— Бабушка всё время говорит мне, почему Господь взял не её, а Лёню. Ведь родители должны умирать раньше детей.

— Жаль её, — вздохнул Илюша. — Отец был ей опорой и смыслом жизни.

— Мои ребята папу обожали. Старшие уже понимают, что есть жизнь и смерть, — произнёс Виктор.

— Не хотела вам говорить, но две недели назад поехала в город на рынок. Увидела автобус, хотела на него сесть, но не успела. Стала дожидаться другого, села и поехала. Потом остановились в пробке. Я спрашиваю, что случилось. А женщина мне говорит на иврите, что перед нами автобус взорвался. Представляете, судьба меня помиловала. Ведь на моих руках теперь Гольда.

— Мама, я же просил тебя ездить только на машине, — сказал Илюша.

— Ты не понимаешь, брат, что так всё равно не убережёшься. Я не раз тебе объяснял. Но ты ж не веришь, что миром управляет Бог.

— Он и политику делает?

— Не будем пытаться понять Его промысел, Илюша. Но то, что Он против того, чтобы обещанную нам землю мы так беспардонно и сладострастно отдавали врагу, несомненно.

— Но у арабов высокая рождаемость. Их в какой-то момент станет большинство. Приходится отделяться от них и переводить на самоуправление большие города: Рамаллу, Шхем, Дженин, Калькилию. У нас нет другого выхода.

— Цель Арафата не создание палестинского государства, а уничтожение еврейского. Для него оно — вооружённое до зубов орудие, которое они направят против Израиля, когда настанет подходящее время. Он подписал Соглашения Осло, не потому что хочет мира, а потому, что, называя их «Худайбийским миром», считает их троянским конем, средством одурачить евреев. А города, которые ты назвал, убежища для террористов. Оттуда они делают вылазки, устраивают теракты и туда возвращаются. А самоубийцы выходят, взрывают автобусы и людей на остановках и на рынках, унося с собой убитых и раненых. Вот и маму чуть не грохнули.

— Следуя твоей логике, Всевышний послал Игаля Амира убить Рабина?

— Наивный ты, брат. Видел съёмку эпизода, когда он стрелял?

— Да, конечно.

— Ты не служил в армии. Поэтому не понимаешь, что когда в человека стреляют на самом деле с расстояния около метра, промахнуться невозможно и он хотя бы должен качнуться от толчка. А Ицхак Рабин, светлая ему память, просто оглянулся и, как ни в чём не бывало, сделал несколько шагов и сел в машину. Как вообще могло случиться, что опытные телохранители позволили приблизиться к премьеру постороннему человеку? Игаль не убивал. Всё это подстроено, чтобы свалить на правый лагерь вину за это убийство. А ему дали холостые патроны.

— Действительно, недалеко от меня кто-то так и говорил.

— Вот видишь. А убили его потом. Тайна, покрытая мраком. Говорят, он кому-то мешал, не хотел отдавать Сирии Голанские высоты.

— Так что же было делать, продолжать оккупацию?

— Да не хотят они с нами никакого мира. Это бред леваков. Для арабов соглашения — тактический ход, чтобы сбросить нас в море. Ни один вменяемый народ не станет отдавать свою землю, не проиграв войны, а так, от доброго сердца. На Востоке другая психология. Если ты поддаёшься, значит, ты слаб и тебя нужно добить. Поэтому и усилился террор. Они почувствовали нашу слабость.

Виктор подошёл к окну и посмотрел на улицу. Страна, привыкшая к кровавому террору, моментально освобождалась от тревожности и страха и возвращалась к обычной размеренной жизни. Весёлой гурьбой двигались после уроков школьники, родители забирали детей из детских садов и шли домой, проезжали полные автобусы и автомобили. Только несчастные семьи хоронили своих погибших родных и друзей, а раненые и искалеченные ложились тяжким бременем на их неширокие многострадальные плечи.

— Когда это кончится, Витя? — спросил Илюша, хотя ответ был ему очевиден.

— Вражда эта вечная, она предсказана пророками тысячи лет назад. Это война за один небольшой кусок земли. Европейцы и американцы думают, что стоит только прийти к соглашению, подписать бумаги и создать палестинское государство, сразу наступит тишь и благодать. Они наивны, они не понимают, что арабы не свободный цивилизованный народ, живущий по демократическим законам. А если понимают, то, значит, снова готовы отдать нас на закланье, чтобы продолжать качать нефть и газ из недр Ближнего Востока.

— Палестинцам не нравится, что наше правительство поощряет строительство поселений на территориях. Они не хотят мириться с тем, что евреи селятся на земле, которую они считают своей. Разве это не побуждает их к сопротивлению?

— Да ты, брат, что, призываешь к тому, чтобы я оставил свой дом и переехал в Тель-Авив?

— Нет, конечно.

— Мы имеем право жить в Святой земле везде, где пожелаем. Территории, о которых ты говоришь, оккупированы Иорданией во время воины за независимость, и только в шестьдесят седьмом году мы их освободили. Они никогда не были палестинскими. До Шестидневной войны не существовало никаких поселений, а террор был. Арабы просто не хотят нас здесь. Выход только один — быть сильными, чтобы нас боялись. Это Восток, Илюша.

Елизавета Осиповна пыталась несколько раз прервать разговор, чтобы братья не ссорились. Она то уходила на кухню, то возвращалась в гостиную и своим музыкальным слухом старалась уловить тон и громкость их речей. Наконец, решилась и сказала:

— Ну, хватит, мальчики. Давайте ужинать.

Она поставила на стол кастрюлю с дымящимся от жара гуляшом и тарелку с купленной в русском магазине квашеной капустой, приправленной оливковым маслом и зелёным лучком.

— Гольда, иди поешь с нами.

Бабушка вышла из своей комнаты и с тяжёлым вздохом села на свой стул. Ели молча, сознавая, что всё уже сказано, ничего не изменишь и надо жить дальше.

6

Миновала дождливая израильская зима, наступила ранняя весна, обдавшая город терпким запахом кипарисов, сосен и клейких листочков лиственных деревьев, потерявших прошлой осенью свой зелёный убор. Заканчивался третий год его жизни в Израиле. Слава пианиста достигла апогея, ему рукоплескали столицы мира, лучшие концертные залы распахивали