Гномон - Ник Харкуэй

Выйти за рамки.

Только с зубами.

Боюсь.

ему да но раз жени е в ним ние вниман черт черт черт

— Аннабель, — шепчет он, когда мы провели всю ночь вместе, и небо светлеет за дешевой занавеской, которую я повесила, когда переехала, да так и не сменила. — Аннабель. Чудесная.

— Кто, я?

— Да, ты.

Он почти спит, но говорит. Видит меня во сне, хоть я и вправду здесь. Интересно, у меня есть крылья в этом сне. Если я могу летать.

— Хорошо?

— Ха. Да. Даже лучше. Как литий и дилитий. Один настоящий, другой волшебный. Ди-аннабель.

— Задрот.

— Ди-задрот.

— Да, я уже поняла.

— Ди-задрот. Ха.

И его уже нет, нырнул в простыни и тени, по-прежнему с улыбкой. Я обвиваюсь вокруг него, чувствую странное строение мужского тела, кости и мускулы, сплетенные иначе, не так, как у меня, и закрываю глаза.

в иди шь что быва ет когда я что бывает пытаю сь в се ис править все разваливается н у коне но все т ак бы до бы нет нет т олько не это хват ит пожа ста Я чуть не вскрикиваю, когда вижу акулу.

Я такая же. Только с зубами.

Боюсь за рамками.

Когнитивная.

Я — Г омо я в воде и вот крошечный человек грезит касается деревянных стен самоцветов росписей нет э то ч пух а

Один из величайших безусловно величайших представителей вашего поколения так приятно видеть что вы вернулись к работе чудовищно чудовищно когда вы мед нет не вы не ты Я — Гн м н Я

Да, когнитивная. Разрушение продолжится, если мы не проведем хирургическое вмешательство. Есть значительная надежда на пчел Гно Гно Гно

ЗУБЫ такие же но при значительной надежде на улучшение если мы сможем отсечь нет я понимаю что вы не это хотели услышать но при значительной надежде Руки убери, быдло римское, я тебя проткну как библиотекарша вот свиток видите такой хрупкий и важный нет наставник я настоятельно не рекомендую нет нет нет

Гно он я мон.

Прикажете принести вам в номер шампанское? У нас чудесное… да, а для дам? Тут придется выйти за рамки… Гномон.

Пальцами к холсту в первый раз. Я всегда рисовал на бумаге или картоне. Холст дорогой, даже если самому натягивать. Под пальцами он растягивается, и я его знаю как свои пять пальцев. Это мой мир. Эта поверхность.

Кровь в воде а там что кровь а я кровь?..

Я разрежена. Не безумна. Я не женщина в рамках ящика я не банкир умирающий в Эгейском море я не я не я Соберись, тряпка.

Я Гномон и есть только боль…

жара и жажда и каждый день они приходят и — я не хочу об этом думать не хочу но они все равно приходят мои рисунки — только их я и помню и временами думаю не было никогда мира я просто нарисовал его здесь больше ничего и нет — а потом они ломают палец и я уже не могу держать карандаш приходится другой рукой и —

боль боль боль боль боль боль боль боль боль боль боль боль боль боль боль боль боль боль боль боль боль боль боль боль боль боль боль боль боль боль боль боль боль боль боль боль боль боль боль боль боль боль боль боль боль боль боль боль боль боль боль боль боль боль боль боль боль боль боль боль боль боль боль боль боль боль боль боль боль боль боль Гномон боль боль боль боль боль боль боль боль боль боль боль боль боль боль боль боль боль боль боль боль боль боль боль боль боль боль боль боль боль боль боль боль боль боль боль боль боль боль боль боль боль боль боль боль боль боль боль боль боль боль боль боль боль боль боль —

Да, вот точно так же, только боль.

Боюсь, она будет последовательно деградировать, если мы не разделим мозг, чтобы потом восстановить. (Но когда я снова смотрю день за днем день за днем там всегда он золотой и неизменный в ящике.)

Представьте себе, что это очень тяжелый несчастный случай, авария, которая произошла в н у т р и ч е р е п а Загрейскотинатыскотинаятебя

Гномон. Здесь и сейчас, и всегда я один в одно и то же время.

Стелла умерла от рака, нелепо.

Но ведь всякая смерть нелепа, если подумать?

Ведь ес ли п дум ть серь зно см рть то пр ст бсу д и стр х жиз и я за вс в отв те чт прои шло в т on ть нет но.

Но.

Но. Но нет. Вот. Держись за это слово. Вот что я.

Я Но.

Я Гномон.

Я Гномон, создание настолько за пределами твоего человеческого разумения, что у тебя в голове я могу уместиться не лучше, чем мир в горшочке меда. Я существую во многих местах одновременно. Для меня это нормально. (Нормально нормально нормально для меня. Меня.)

Но.

Но никуда я не денусь. Ха.

Для меня это нормально. Хоть мне это обычно в голову и не приходит, я разрастаюсь примерно на сотню тел в год, и я, наверное, самый большой цельный человеческий разум, какой существовал в истории. Тут сложно сказать. Некоторые из моих конкурентов — нет, правда, никакой конкуренции, — некоторые из них либо не цельные, либо не человеческие, либо уже и вовсе не разумы.

Знаешь, как это бывает.

Это нормально для меня. (Меня. Меня. Мать.)

Но нет. Только не он. (Он. Он. Он. Он.)

Но. (Он.)

Но теперь я существую и в разных временах так

Надеюсь, вам у нас понравилось?

Но нет, не понравилось.

Но.

Так все иначе, все меняется. Так не годится. Изменение — артефакт времени, а это не время, это обход как…

Два пчеловода. Хрен с ними — это ж пчелы. Но что, если — что, если оба пчеловода вдруг увидели мир глазами своих ульев?

С кем тогда хрен, а? С кем хрен?

Но нет. Не он. Просто — все меняется, вот и все. Трудно понимать и думать обходом. Мой разум не приспособлен для такого способа…

Боюсь, когнитивная.

Меняется — но есть и возможности, присущие…

М няет я э о ра творе ие то ко ец эт вездесущность как см рть и му в я та боль

Придется восстанавливать практически с нуля, но теперъ-то это куда более вероятно, чем… да, да, я полагаю, да. Хорошо, да, я даю официальное разрешение, вы готовы?

Быть всюду одновременно — значит не быть нигде. Я Гномон и по это тв я г о о