Дневник - Генри Хопоу

— Разве она не в своей комнате?

— Нет. Там ее стол уже покрылся пылью.

— Наверное, она в гостях, — Марк дотянулся до пивной банки, — у подружек. Вспомни себя в ее возрасте… Кстати, сколько ей сейчас?

Ни ее возраста, ни себя в ее возрасте Игорь вспомнить так и не смог.

— А она не в лагере? — предложил Марк, стирая пену с губ. — Кажется, Валя что-то говорила про лагерь. Пиво будешь?

— Не откажусь. Дай только оденусь.

— Да заходи прям так.

Еще с влажными волосами на обнаженном теле Игорь вошел в спальню и сел рядом с отцом. Открыл банку и присосался к нефильтрованному пшеничному, вспоминая, когда же он променял на него прежде любимое темное. Вытер губы и от души рыгнул.

— Теперь на чистоту… Что тебя тревожит? ЕГЭ? Поступление?

— Нет, пап. Валентина сказала, я могу расслабиться — передо мной заочно открыты все двери.

— Так оно и есть. Она такая: коли уж сказала, так тому и быть. Волевая женщина! Постой-ка, если не учеба, то что?

Игорь отпил пива и рыгнул куда громче и мелодичнее.

— Послушай, пап… Видео, что я снимаю…

— Сынок, мы уже не раз и не два общались на эту тему и закрыли ее, как мне кажется. Да, что-то (многое) ты делаешь неправильно, не по-людски что ли, но — а это НО значимое — это приносит тебе неплохие, я бы даже сказал хорошие деньги…

— Которых уже сейчас хватит лет на двадцать при условии, что я буду тратить не больше двух тысяч долларов в месяц — и бла-бла-бла…

— В чем дело, Игорь? — Марк сдержал отрыжку, выпустив ее в ротовую полость, раздувая щеки.

— Я… в общем, я… как бы это так выразиться…

— Говори как есть, сына.

— Я не узнаю себя на них, на этих видеороликах. Я хочу записать одно и, казалось бы, делаю это, но на выходе, когда видео уже залито, я просматриваю его и понимаю, что я этого не делал. Никогда бы не сделал. Я просто не способен на такое.

— Знаешь, в порыве страсти все мы можем забыться. Вот я, например…

— Это другое. Совсем другое, пап. Что-то во мне изменилось. И что-то меняется до сих пор. Я не помню, когда стал тупым. Мне больше двадцати, а школу только что закончил.

— Не говори так. Ты не тупой. — Марк приобнял его по-отцовски. — Это лишь полоса, фрагмент жизни, который ты…

— Нет. Кроме всего прочего, я чувствую себя шизоидом. Безмозглым существом. Амебой. Как будто… Дай закурить, папка!

— Можешь курить прям здесь, — сказал Марк, подав ему сигарету, — только продолжай.

— Как будто мной кто-то управляет. Как будто… Как будто я в стельку пьяный творю дичь и, вроде бы, все понимаю, но на утро думаю: «Боже, какой же я кретин».

— Со мной такое бывало.

— Вряд ли. По пьяни — да, но со мной другое. Я… я точно шизик, пап. Голос… я слышу его. Он ведет меня. А смайлик, — Игорь потрогал нежную кожу и почувствовал тепло, исходящее от ранее грубой, — даже сейчас, хоть и не говорит, то слушает… и, вроде как, мы все равно общаемся.

— Это очень интересно, Игорь. Ты напоминаешь мне тебя же совсем малышом с разыгравшимся воображением.

— Очень смешно, пап.

— Я не смеюсь. — Марк посмотрел ему в глаза. — И это не смешно.

Пока их откровенный разговор по душам не привел к печальным последствиям, мрачная кровь забурлила в венах Марка. Она еще не затуманила его разум, но уже взяла над ним полный контроль, готовая в любой момент изменить положение дел. Она управляла Марком. Я управлял ей.

Игорь закурил вторую сигарету.

— А еще, — он выпустил дым в лицо отца, — мне кажется, что порой мы перегибаем палку.

— Твою что ли? — посмеялся тот и, завидев хмурое лицо сына, сделался серьезным. — Игорь, ты чего?

— Разве нормальные люди, пап… нормальные отец и сын могут заниматься сексом с одной женщиной? Разве это нормально, пап?

— В наше-то время говорить о нормальном? Секс теперь сплошь и рядом. Посмотри любой фильм или сериал с возрастным ограничением 18+, и готов спорить…

— Фильмы… Даже в порнухе снимаются актеры, пап. Мы же — обычные люди. А семейный тройня… Пап? Что ты… Перестань, пап! — Игорь заулыбался.

Марк взял у него сигарету, затянулся и потушил пальцами. Окурок бросил в окно. Раньше он такого не делал. Раньше — когда в его организме не было мрачной крови, доставшейся от возлюбленной, а ей — от его же сына.

— Пап, я хотел поговорить… Пап… Скажи, по-твоему, нормально все это? Я, ты, Валентина.

Марк уже стоял перед Игорем на коленях и влажной рукой сдавливал его половой орган.

— Сейчас Вальки нет, — в беспамятстве произнес Марк. Когда мрачная кровь брала над ним верх, его глаза закатывались. Этот раз не был исключением. — Сейчас она с организатором организует твой праздник.

— Пап, папа… У тебя глаза…

Игорь не договорил — Смайл взял над ним верх.

Если бы ты, Генри, был тогда с ними в комнате, услышал бы чавкающие звуки и увидел поднимающийся-опускающийся затылок Марка с руками Игоря на коротких волосах. Если бы эта картина тебе пришлась не по душе, если бы ты не захотел присоединиться и ушел в комнату Игоря, то застал бы разрывающийся мелодией входящего звонка его телефон.

Марк и Игорь занимались сексом (и не только оральным), поэтому не слышали звонка Валентины. Они застали ее только ранним утром и так и не смогли объяснить, отчего они вдвоем с трудом передвигаются. А отчего простыня на кровати в родительской спальне вся в коричневых пятнах, а в самой комнате стоит четкий запах фекалий, они попросту не представляли. Все, что они помнили — вечерний разговор и несколько выкуренных сигарет.

Валентине было отчасти все равно — ее-то ночь задалась, но и утренний перепих еще никогда не был лишним и только шел на пользу, особенно с родственниками.

Глаза Марка закатились, в промежности Валентины стало сыро, а Игорем до сих пор управлял Смайл.

Стоны разбудили соседей.

14

На улице было темно и почти тихо. Где-то вдали, с Родниковой, доносился одинокий лай собаки. Животные чувствуют и видят больше людей, помнишь?

Когда Авария проводил Валентине экскурсию, таская ее по этажам «Тру Стори», Вика с Ильей уже вытащили Витю из бункера. Они обмахивали его ладонями, помогая слабому ветерочку обдуть его полыхающие щеки.

— Мне хреново, — задыхаясь и откашливая густую черную мокроту, незаметную в темноте, повторял Витя. — Мне хреново… Ой… Кхе… Как же… кхе-кхе… хре-но…

— Не ворочайся.